«Как знать?» – эта же мысль билась в висках Вирин, изучающей девкатра в дальноглядную трубу с борта «Лепестка Персика». За ее спиной раздавались резкие команды Куны-им-Гир.
– Позволительно ли мне будет узнать, дамы, что происходит? – осведомилась Сиятельная Княжна Сайла исс Тамай, не отваживаясь смотреть в сторону исполинского пламенного бражника.
Вместо этого она восхищенно наблюдала как на просторной палубе между мачтами строятся в пять шеренг лучницы Гиэннеры. Полутораростные тисовые луки… Ладные колчаны со стрелами, покрашенными в разные цвета – красный, желтый, зеленый, ядовито-синий и черный… Блестящие наручи на левой руке – чтобы тугая тетива не била по запястью… Легкие пурпурные блузы, под которыми, как не сомневалась Сайла, укрыты нагрудники из шардевкатрановой кожи (сама княжна с утра облачилась в такой же по настоянию Куны-им-Гир)… Пышные сафьяновые береты, полностью закрывающие от взора стальные шлемы на головах лучниц… И, чего Сайла уже совсем не понимала – десять мужчин, в число которых вошел и муж Куны-им-Гир. Все – с длинными двойными флейтами. Не войско, а блистательный придворный смотр. И что может быть лучше этого?
– Вам, услада губ моих, позволительно все, – кивнула Вирин, не отрывая глаз от девкатра. – Мы готовимся уничтожить тварь как только она станет опасна.
– А когда она станет опасна? – с дрожью в голосе осведомилась Сайла.
– Она уже очень опасна, – вздохнула Вирин. – Но есть надежда, что первым делом девкатр примется за южан. И если так, то мы, разумеется, препятствовать ему не будем. А потом мы расстреляем его.
– А вдруг он просто улизнет от вас и набросится сразу на Сим-Наирн? Или на Новый Ордос?
– Не улизнет, – с удивительной уверенностью заметила Вирин. – Кто бы там ни был, он обязательно начнет убивать здесь и сейчас. Потому что сегодня вокруг Ваи собралось слишком много сладких ему жертв.
– Что значит «кто бы там ни был»? Там ведь девкатр – и больше никого.
Вирин резко обернулась и посмотрела на Сайлу в упор.
– Не искушайте судьбу, услада губ моих. Ответ на этот вопрос может убить вас.
x 6 x
– Это, надо полагать, и есть девкатр, – пробормотал Лагха, отвечая Лорме. – Как вы думаете, аррум?
Эгин лежал в пяти шагах от Лагхи лицом вниз, накрывая телом меч Кальта Лозоходца. Эгин не ответил Лагхе. Наверное, не расслышал вопроса.
– Аррум?! – настойчиво окликнул его Лагха.
Эгин даже не пошевелился.
Наверное, без сознания. Лагха наскоро прощупал Эгина своим Взором и обомлел.
Эгин, аррум Опоры Вещей, был мертв. А что еще сказать о человеке, чье тело оставлено семенем души?
x 7 x
Девкатр переместился неожиданно. Басовито гудящее «ж-ж-ж-ж», несколько неуловимых мгновений – и девкатр, проскользив боком в сторону, уже завис над вайской площадью, над замершим «ежом» южан, которых удерживал на месте страх, лишивший их последних сил. А там, где девкатр был раньше, осталась лишь дрожь знойного марева.
– Сыть хуммерова, – ахнула Сайла, позабыв обо всем на свете.
– Да, – процедила Куна-им-Гир. – Она самая.
– Отлично! – щелкнула пальцами Вирин. – Он выбрал первую жертву!
С этого момента события сорвались в головокружительный галоп и едва ли были в тот день хоть одни человеческие глаза, которые воспринимали бы вещи так, как они свершались в действительности. Подлинная суть вещей открывалась лишь угольно-черным зракам девкатра.
Клочья деревянных вайских строений, клочья мертвой шардевкатрановой плоти, тела костеруких и южан, погибших в первой волне высадки – все разнообразие косной материи в окружности полулиги от панцирной пехоты, сгрудившейся на площади – пришло в движение, ибо на неживое распространилась власть тонких тканей Изменения девкатра. Пришло в движение и поднялось стеной вокруг обреченного десанта. Один короткий колокол напряженной тишины, нарушаемой лишь ровным гудением девкатра – и, вспыхнув, словно ворох обрывков рисовой тернаунской бумаги, немыслимое сонмище изуродованных предметов ринуло к центру площади, одновременно с этим закручиваясь в слитный пламенный вихрь.
Конец панцирной пехоты, красы и гордости Северо-Восточной провинции.
А потом, к огромному неудовольствию Вирин и великому облегчению Адорна, девкатр плавно опустился вниз – туда, где развеянные в золу и пепел смешались останки Руама, сына Аффисидаха, солдат и костеруких. Девкатр сложил за спиной крылья и замер в дрожании раскаленного воздуха.
– Заснул, что ли? – в сердцах спросила Куна-им-Гир у обескураженной Вирин.
x 8 x
Невесомые пепельно-серые листья, беззвучно облетающие с мертвых деревьев. Сухое дно колодца и не шорох, но лишь ожидание сколопендр, которые приползут прислушаться к тому, как молчит твое сердце.
Вечность, которая есть миг. Миг, который есть вечность. Неразрешимое уравнение небытия. Он закричал и понял, что обречен на безмолвие. Ни звука. Только страх, непонимание, оставленность. Неужели это и есть Проклятая Земля Грем, о которой никогда не говорят вслух? В таком случае – когда же я проросту?
И вдруг…
– Кто ты, воин, проливающий кровь как воду?
Он не услышал так. Этот вопрос, сотканный из образов, из чьего-то расплывчатого лица в контражуре листьев смоковницы, из горного водопада, из победного звука, с которым меч находит дорогу меж пластинами чужого панциря, из ножа, холодящего кадык, из женской улыбки в сумраке незнакомой комнаты, из строчки, нацарапанной на глиняном черепке, не был услышан, нет, но был воспринят и понят, да. Но если то, что породило эти образы, можно было назвать голосом, значит, голос был раздраженный, настороженный, но вызывающий необъяснимое доверие. Он ответил:
– Эгин. Назови себя.
Он не ответил так. Но образ своей Внешней Секиры, собственное лицо вместе с зеркалом, его отражающим, готовность убивать, которую всегда невольно испытывает рука, возложенная на рукоять меча – все это ушло от него в пустоту, прежде чем он успел осознать, что не может шевельнуть губами, ибо их нет у него больше. Пустота была глухой и черной, перед которой все его чувства были бессильны. Что-то убило его, убило мгновенно и бесчувственно – ибо он помнил свое падение от подземного толчка, но был бессилен вспомнить боль или мертвящий металл в своем теле.
Хохочущая жаба и удивленный ребенок.
– Ты называл меня Прокаженным, Кухом, Авелиром. А теперь я стал пустотой, облаченной в Измененную плоть. Но прости – я не верю тебе, Назвавшийся Эгином, ибо я не видел твоей смерти. Докажи себя.
Если это действительно Авелир, то он поймет.
Черный Цветок – он не знал как помыслить лучше и помыслил черную розу, – клятва, зеленые виноградины, «Овель».
