Стражники уже вернулись: один – с боевой алебардой на длинном и толстом древке, другой одолжил в рыбацком поселке огромный топор с широким и чуть зазубренным лезвием. Они стояли, ожидая приказа Травника, но рубить дерево друид пока не разрешал, продолжая магически воздействовать на дуб.
Тем временем Март высек огонь и быстро разложил рядом с мощными, корявыми дубовыми корнями, кое-где выступающими на поверхность земли, маленький костерок. Он тоже ждал только знака старшего, а Травник продолжал что-то говорить, закрыв глаза и простерши руки к злобному дереву. Оно стояло тихо и внешне неподвижно, словно затаясь, но иногда во время каких-то слов Симеона или будто в ответ на какой-то его магический знак ветви начинали качаться, листья тревожно шуршали, но все это было в вышине, в глубине кроны, подножие же дерева было безмолвно. А когда после очередной неудачи Травник поднял руки и, выставив их перед собой с раскрытыми ладонями, медленно пошел к Молчуну, дерево вдруг, кажется, поддалось, страшно заскрипело, и сверху стали сыпаться мелкие веточки, кусочки коры и целый дождь почему-то старой и сухой прошлогодней листвы, которая неизвестно как еще продолжала удерживаться где-то на верхних ветвях. Но больше не случилось ничего: дерево опять медленно душило человека, человек по-прежнему задыхался, и положение становилось отчаянным. И тогда один из стражников, тот, что был пониже и поплотнее, поплевал на руки и, взяв топор, решительно направился к Молчуну. Март тем временем опустил в огонь большую и толстую ветку, валявшуюся поблизости от его костра, и сырая древесина дала первый удушливый дымок. Стражник вытер со лба пот, хотя до утренней жары было еще далековато, примерился и, коротко крякнув, врубился в самое основание охватившей тело черной ветви, подальше от ноги бесчувственного друида. Стражник, судя по всему, был опытным рубакой: первый же удар переломил древесину, и из разруба вытек густой желто-зеленый сок, который начал скапливаться маленькой лужицей возле ствола.
– Отличная работа, Жигмонт, – одобрительно похлопал большой кожаной рукавицей по древку алебарды его напарник, тот, что был ростом повыше. – Давай-ка рубанем это чертово дерево, чтоб из него вся эта дьявольщина вылетела к чертям собачьим.
Подбодренный собственным призывом, алебардщик решительно направился пособить товарищу, примериваясь на ходу, как бы лучше рубануть зловещие ветви. Неожиданно из ядовито-зеленой лужицы дубовой крови из-под земли стремительно выскочила большая сучковатая ветвь и, в мгновение ока обхватив первого стражника, выбила из его рук топор, далеко отбросив его в сторону. Стражник отчаянно закричал неожиданно высоким голосом, одновременно отчаянно извиваясь и силясь сбросить с себя жесткие древесные путы.
– Пятрас, сруби ее с меня, заклинаю, руби!
Но алебардщика опередил Травник. Друид быстро метнулся к стражнику и ударил своим кинжалом напавшую ветку так, как он рубил бы лозу – вязким наклонным ударом с потягом в противоположную от первого движения клинка сторону. Ветвь разорвалась точь-в-точь как плеть дикого винограда – рвано, с лохмотьями коры, словно она была свита из нескольких прутьев. Толстый побег уже начал обвиваться вокруг стражника, принимая форму его тела. Он сорвал обрывок ветви и яростно изрубил ее топором, словно это была ядовитая змея. Короткий обрубок несколько раз бессильно качнулся из стороны в сторону и, втянувшись в грязно-зеленую лужицу, исчез в земле. Пострадавший стражник, чертыхаясь, поправлял свою одежду, отряхиваясь от грязных и влажных чешуек коры и поминутно сплевывая. Он отошел от дерева на почтительное расстояние и теперь посматривал на него злобно и настороженно. Травник застыл с обнаженным клинком возле Молчуна, Ян остановился за его спиной, а Март, стоя за деревом, уже держал в руках дымящую ветку, на конце которой пробегали маленькие язычки пламени. Только Эгле во время борьбы с дубовым щупальцем оставалась возле Молчуна; дерево, казалось, не имело против нее ничего, но и немого друида отпускать не собиралось. По лицу девушки все видели, что ветви продолжают сжимать свою страшную хватку.
– Может, навалимся все сразу? – неуверенно проговорил один из стражников, тот, что был с алебардой. Симеон быстро глянул на Эгле, та отрицательно покачала головой, и друид кивнул. С минуту он смотрел на синеющее лицо товарища и затем махнул рукой Марту, одновременно сделав шаг назад. Молодой друид опустился на корточки на безопасном расстоянии от могучего ствола и сунул горящую ветвь в его основание. Тут же из ствола выскочило несколько коротких уродливых веток, которые попытались захватить руку Збышека, но друид ловко увернулся и вновь прижал горящую палку к дубовой коре, откуда сразу повалил седой дым.
– Воткни в трещину! – громко крикнул Марту Коростель. Он увидел в стволе недлинную, но глубокую щель, куда вполне можно было забить острый факел, но Март отчаянно замотал головой, внимательно следя за качающимися черными щупальцами.
– Сила идет не от огня, – хрипло пробормотал Травник, делая кинжалом качающие движения, словно завораживая дерево. И добавил, пропуская Коростеля, который попытался выбраться из-за его спины: – Збышек пытается говорить с дубом. А огонь – только проводник его Силы.
Ян мысленно содрогнулся, пытаясь представить возможный ответ злобного дерева, и вдруг Март вскочил на ноги, чуть покачнулся, глаза его закатились, и он упал. В ту же минуту две или три ветки обхватили сапог Марта и потащили его к стволу, из основания которого у самой земли полезли новые хищные побеги. Збышек, похоже, лишился чувств, но, по счастью, его рука, согнувшись в локте, зацепилась за упругий стебель в остатках какого-то чахлого куста, оказавшегося на пути. Травник и Ян ринулись наперерез, но их остановило резкое восклицание девушки. Эгле быстро повернулась к людям боком и теперь стояла, плотно прижимаясь к стволу всем телом. Ошеломленному Яну показалось, что затылок девушки вдруг полностью погрузился в морщинистую кору дерева, или это просто в стволе было углубление, и правнучка Верховной Друидессы нашла его, почувствовав интуитивно, что здесь ее мысли будут ближе к сердцу ожившего дуба. Эгле сказала нараспев несколько непонятных слов и неожиданно тихо запела. На шестом или седьмом слове зашумела листва в дубовой кроне, и она продолжала шуметь, то усиливая шелест, то стихая, как морской прибой, но непонятно было, соглашалось дерево с Эгле или же упрямо спорило с девушкой, не желая поддаваться ее уговорам. Мелодия была монотонная, с редкими и оттого неожиданными интервалами, и во время этих скачков листья на мгновение утихали, но затем принимались шуметь вновь.
