Перед самым столбом с головой Вольта, дорога снова стала подниматься вверх, и постепенно полоса твердого покрова расширялась, и Симон догадался, что на этот раз перед ним не островок, а солидный кусок суши. Значит, тут они смогут как-то устроиться на время, не опасаясь того, что их обнаружат Торы.
— Здесь кто-то жил раньше, — сказала ему Лойз, указывая на то, что осталось от каменных стен.
Что было здесь? Всего лишь одно здание? Или это — руины целого города? Больше, в его положении, Симона устраивали густые заросли, скрывающие их. Он считал, что никакая живая тварь, кроме разве мелкой ящерицы, не сможет пробраться к ним сквозь густую поросль. А ему, Симону, отсюда будет виден любой, кто пожелает на них напасть со стороны древней дороги.
Дорога, которая до сих пор шла прямо, вдруг повернула направо, и Симон схватил Лойз за руку, чтобы она остановилась. Каменные плиты, которые раньше были разбросаны в траве, здесь были аккуратно выложены, образуя каменную ограду. А за ней стояла аккуратными рядами какая-то растительность, по всему было видно, что за ней ухаживают тщательно — здесь не было сорняков, высокие стебли были подвязаны к колышкам. Солнце светило ярче, чем на болоте, и в его бледных лучах яркими пятнами вспыхивали красные и малиновые цветы, над которыми деловито жужжали насекомые.
— Локус, — определила Лойз, называя растение, служившее основным сырьем для ткачей Эсткарпа. Эти пурпурные цветы становились в свое время коробочками, наполненными шелковыми нитями, которые собирали и пряли.
— Погляди-ка! — добавила она, шагнув быстро к стене и указывая на четырехугольную нишу, в которой стояла грубая деревянная фигурка, с уже знакомым им орлиным носом. Ошибиться было невозможно: хозяева поля, кто бы они ни были, поставили здесь Вольта, чтобы он охранял их урожай.
Но Симон уже заметил и еще кое-что: отлично утрамбованную дорожку, которая вовсе не была продолжением новой дороги, а убегала направо, огибая поле.
— Уйдем отсюда! — теперь Симон был уверен, что дорога привела их не к границе, а вглубь страны. Но ведь и возвращаться им обратно было нельзя — у флайера их несомненно дожидаются враги.
Лойз тоже все поняла.
— Дорога ведет дальше.
Она произнесла это полушепотом. Дорога впереди выглядела достаточно заброшенной, чтобы быть уверенным, что Торы больше не пользуются ею.
Им больше не попадались ухоженные поля, исчезли даже каменные руины, и только то, что они время от времени натыкались на каменные плиты, пригнанные друг к другу, убеждало их, что они все еще идут по древней дороге.
Жажда мучила их теперь все сильнее, во рту горел огонь. Симон, видел, что Лойз едва бредет, и обнял ее рукой за плечи, чтобы помочь идти. Когда они достигли конца дороги — каменного столбика, за которым начинались непроходимые топи, они шатались от усталости. Лойз пронзительно вскрикнула, когда Симон последним рывком остановился перед отвратительной трясиной.
— Я не могу идти дальше… Симон с трудом поддерживал Лойз, не давая ей упасть, она так шаталась, что ему едва удалось удержать ее. При виде топи, в которую обрывалась дорога, ее покинули последние силы. И сам Симон едва держался на ногах. Но он упорно продолжал стоять, поддерживая Лойз, так как боялся, что стоит им теперь сесть, и у них не будет сил подняться на ноги. Он был в таком состоянии, что не сразу заметил, как к его ногам стали падать какие-то странные мячики, которые лопались, рассеивая вокруг себя белую пудру. Только после третьего мяча Симон очнулся и отступил назад и увлек за собой Лойз. Однако мячики продолжали падать вокруг них, словно замыкая в тесный круг. Симон привлек к себе Лойз и приготовил самострел, в нем был полный заряд трехдюймовых игл. Но ведь не будешь же стрелять в мучнистообразное облако, которое двигалось все ближе и ближе к ним. Частицы мучнистой пыли вдруг начали плясать вокруг них с такой бешенной скоростью, что вскоре перед глазами Симона и Лойз повис плотный белый туман, за пределами которого ничего не было видно.
— Симон, мне кажется, что они идут! — Лойз схватилась за свой кинжал.
— И я так думаю!
Но защищаться у них не было возможности. Еще один глухой шлепок и прямо у их ног лопнул очередной мяч, размером побольше. А отступать было некуда — они были замкнуты в кольце белого тумана. Они упали навзничь, закрыв лица руками. Симон ясно ощущал, что он очутился в каком-то глухом ящике, и воздух медленно выходит из его легких.
Он не мог дышать… Не мог дышать! Тело его корчилось от отчаянных усилий вздохнуть. Симон открыл глаза, задыхаясь и хрипя, пытаясь отмахнуться от белой муки, безжалостно засыпавшей его сверху. Он отчаянно бился, чтобы покончить с этой пыткой, почувствовал, что теряет последние силы… И тут же понял, что снова может дышать и зрение тоже вернулось к нему.
Слабый тусклый свет лился с каменного потолка, а от стен помещения, где он лежал, несло могильной сыростью и холодом. Кто-то держал над его головой сосуд, из которого вились клубы дыма. Симон с усилием поднял голову и взглянул на державшего сосуд. В сумрачном свете он сумел разглядеть, хоть и не слишком отчетливо, что это был юноша, видимо, сидевший на табурете, поскольку Симон лежал на постели. Невысокого роста, чересчур широкоплечий, со слишком длинными руками и ногами, слишком короткими, юноша казался поразительно уродливым. Тем более странным выглядело его лицо с необыкновенно правильными чертами, оно было красиво какой-то странной и непривычной для глаза красотой; однако чувства, отражавшиеся на нем, были не из тех чувств, которые мог понять Симон.
Тор поднялся. Он был совсем мальчик, как показалось Симону. На нем были бриджи, привычного для Эсткарпа покроя, но поверх была надета кольчуга из металлических бляшек величиной с ладонь.
Бросив еще один взгляд на Симона, мальчик пересек комнату, двигаясь с той кошачьей грацией, которая так поражала Симона в квадратном и неуклюжем, с виду, Корисе.
Мальчик что-то произнес — больше всего, эти звуки напоминали голоса болотных амфибий — вышел, вернее сказать, исчез из поля зрения Симона.
Комната плыла перед глазами Симона, но он все же собрал все силы и сел на постели. Рука его скользнула по шелковистому одеялу. Кроме его кровати и табурета, на котором сидел юный Тор, в комнате не было больше ничего. Низкий потолок нависал над каменными стенами, по нему были рассеяны светильники, точнее, они были сгруппированы по несколько штук в разных местах. И вдруг, на глазах у Симона один источник света медленно оторвался от своей группы и пополз туда, где был всего один светильник.
