— Спускаться — одно дело, подниматься — совсем другое. Придется искать другую дорогу.
Они въехали в долину там, где она расширялась, продолжая следовать за кречетом, и вскоре его нашли — он с громким клекотом рвал тушку только что убитого зайца. Они дали ему наесться и вновь усадили на Харитино седло, потом развернули коней и поскакали назад в объезд каменистых холмов и опасной расселины.
Талиесин ехал чуть впереди, распевая гимн летнему дню и выбирая самую легкую дорогу. У ручья он остановился и обернулся к Харите.
— Надо напоить коней. А мы… — Он взглянул на нее и тут же соскочил с лошади. — Харита!
Она медленно повернула голову и отрешенно взглянула на него, лицо ее было серым и осунувшимся, глаза смотрели тускло.
— Я устала, Талиесин, — выговорила она заплетающимся языком. — Во рту пересохло.
— Дай я тебя сниму, — сказал сразу помрачневший Талиесин. — Мы немного отдохнем. — Перекинув ее руку через плечо, он вынул Хариту из седла.
В первый миг он не заметил крови, однако, когда он повел усаживать ее на камень у ручья, липкий потек на седле остановил его взгляд.
— Харита, у тебя кровотечение!
Она уставилась на седло, потом — на алое пятно, расползавшееся по ее одежде, подняла изумленный взор, слабо улыбнулась и выговорила:
— Думаю… нам надо… ехать назад.
Талиесин помог ей снова забраться в седло и поехал рядом, поддерживая за талию. Так медленно и осторожно они добрались до виллы. К тому времени Харита была уже почти без сознания — голова моталась из стороны в сторону, кожа, белая, как снег, была холодна на ощупь. Когда они остановились, она, как мешок, свалилась из седла на руки Талиесину, и тот, держа ее в охапке, ринулся в зал, громко зовя на помощь.
Хенвас — седовласый управитель — выбежал навстречу.
— В чем дело, хозяин? Что стряслось? — Он увидел, что из-под руки Талиесина течет кровь и сказал: — Я пришлю Хейлин.
Когда Талиесин укладывал Хариту в постель, она застонала. Он встал рядом на колени, лихорадочно пытаясь вспомнить, какое средство помогает в таких случаях. Ему даже пришло в голову прибегнуть к друидической силе. В эти отчаянные мгновения он успел перебрать многое, но под конец стал просто молиться. Так он явил веру в Спасителя Бога, решив, что отвернуться от истинного Бога и обратиться к старому при первом признаке опасности значило бы обнаружить слабость и хрупкость веры.
Так он молился, обращаясь к Живому Богу, Который не оставляет без ответа людские мольбы. Он не сомневался, что молитва его будет услышана. Губы его еще шептали, когда отворилась дверь и влетела Хейлин, дородная повелительница Пендарановой кухни. Ее пухлое лицо раскраснелось от бега.
— Ну, ну, — обратилась она к Талиесину, словно к набедокурившему мальчишке, — что с нашей девочкой?
— Мы катались верхом, — объяснил он, — и у нее началось кровотечение.
— Лежи, — сказала Хейлин, кладя теплую ладонь Харите на лоб. Та лежала, дрожа, с закрытыми глазами и едва дышала, однако стряпуха говорила с ней так, будто она в полном сознании. — Ну, ну… дай-ка Хейлин на тебя глянет. — Добрая женщина принимала всех Пендарановых сыновей и почти всех остальных младенцев в Маридуне за последние двадцать лет. Сейчас она склонилась над Харитой, одновременно отдавая распоряжения Талиесину: — Найди Руну, пусть принесет чистого тряпья и воды. Бегом, делай, что я говорю.
Талиесин не двинулся с места.
— Ты ничем ей не поможешь, если будешь торчать здесь, как истукан, — сказала Хейлин. — Приведи Руну.
Он разыскал девушку, привел ее в комнату и снова застыл, беспомощно глядя на жену. Пришлось Хейлин снова его выгнать:
— Не стой над душой, а еще лучше скажи Хенвасу, пусть приготовит жаровню и принесет сюда, как я закончу.
Талиесин сделал, что было велено, потом вернулся и стал ждать в соседней комнате. Через некоторое время дверь отворилась, Руна высунула голову и сказала:
— Господин, ваша жена зовет вас.
Талиесин вошел и склонился над кроватью.
— Худшее позади, — сказала Хейлин, — но тебе сегодня лучше лечь отдельно, потому что потеря крови отнимает у женщины силы. — Она выставила Руну из комнаты, а сама в дверях обернулась и добавила: — Утром я ее посмотрю.
Повитуха вышла, Талиесин взял руку Хариты в свою. Она приподняла ресницы.
— Талиесин? — чуть слышно шепнули губы. — Мне страшно.
— Ш-ш-ш, тихо, я посижу с тобой.
Она закрыла глаза и снова погрузилась в сон. Талиесин просидел рядом всю ночь, но она лишь раз шевельнулась.
На заре Харита проснулась с криком, Талиесин, дремавший в кресле возле кровати, встрепенулся и наклонился над ней.
— Все хорошо, душа моя, я здесь.
Она вгляделась в синие тени у него за спиной, словно желая увериться, что все по-прежнему.
— Талиесин, мне снился ужасный сон, — выговорила она слабо.
— Лежи, — сказал он, — после поговорим.
— Сон… на меня напал огромный зверь с глазами, как полночь… но появился воин… воин с мечом… ярким, чудесным… с улыбкой на губах… смелой улыбкой… но мне стало за него страшно…
— Да, — успокаивал он. — Все хорошо.
— …он улыбнулся и сказал: «По этому мечу узнаешь меня, Владычица озера», и поднял меч… и пошел на зверя… и завязался ужасный бой… он не вернулся… боюсь, что он погиб.
— Дурной сон, — мягко произнес Талиесин. — А теперь спи, поговорим после.
Он положил ладонь ей на голову, и она вновь погрузилась в сон.
Глава 16
— Я видала такое и раньше, — мрачно сказала Хейлин. — Ой, беда. Ребенок умрет и ты с ним, если не будешь меня слушать, да и если будешь, ничего обещать не могу.
Харита крепко сжала руку Талиесина, однако губы ее не дрогнули и глаза смотрели все так же прямо.
— Есть ли хоть какая-нибудь надежда?
— Очень небольшая, дитя мое. Но вся эта надежда — на тебя.
— На меня? Тогда скажи, и я сделаю все, чтобы ребенок родился живым.
— Для ребенка надежды нет, — напрямик объявила повитуха. — Мы лишь пытаемся спасти мать.
— Но если я останусь в живых, не может ли выжить и ребенок?
Хейлин медленно покачала головой.
— На моей памяти такого не случалось. А чаще всего муж в конце концов выкапывал две могилы.
— Скажи нам, что нужно делать, — перебил Талиесин.
— Лежать в постели, пока не начнутся родовые схватки. — Старуха помолчала и добавила: — Вот и все.
— Неужели нет никакого средства? — спросила Харита, а про себя подумала, что четыре месяца лежать — это очень долго.
— Покой — и есть единственное средство, — резко отвечала Хейлин. — Покой — и то не наверняка. Кровотечение прекратилось, и это хорошо, но я уверена, оно снова начнется, если ты хотя бы высунешь нос из комнаты.
— Хорошо, буду лежать. И все равно я буду надеяться, что ребенок родится живым.
— Сейчас нас должна заботить твоя жизнь. — Повитуха слегка наклонила голову и повернулась, чтобы идти. — Я пришлю тебе еды, а ты изволь съесть. Это самый верный способ поправить силы.
Когда она вышла, Харита сказала:
— Я сделаю, как она велит, но я все равно буду надеяться.
— А я буду сидеть с тобой неотлучно. Будем молиться, петь, разговаривать, и время пролетит незаметно.
— Я выдержу четыре месяца заточения, — твердо сказала Харита. — Я и не такое выдерживала ради куда меньшего.
И так Харита стала пленницей в комнате над залом, а по вилле и по окрестностям пополз слух — красавица-де понесла и заперта в светлице у Пендарана. Еще говорили, что она умрет, разрешившись мертвым уродцем, — такова кара отвергнувшим старых богов и принявшим Бога христиан.
Талиесин знал, о чем шепчутся в Маридуне и по соседним холмам, но Харите не рассказывал. Он твердо держал свое обещание и сидел бы в кресле у ее постели целыми днями, если бы она не выгнала его вон.
— Я не могу видеть, как ты дни напролет на меня смотришь! — сказала она. — И так тошно, а тут еще чувствуешь, что из-за меня двое сидят взаперти. Иди покатайся с Эйддоном! Съезди на охоту! Иди куда хочешь, чтоб глаза мои тебя не видели!
