— Я вернул своему брату надежду получить корону, — упрямо возразил Ллюэл. — После нового союза Меары с Халдейнами его права навсегда оказались бы под сомнением. Пусть король Гвиннеда найдет себе другую королеву. Моя сестра стоила лучшей участи. Теперь она с ангелами.
— И ты никогда больше ее не увидишь, — спокойно заметил Арилан, встав рядом с Кардиелем. — В аду есть особое место для убийц, Ллюэл.
Юноша только покачал головой.
— Я с радостью отправлюсь в ад, ибо спас мою сестру от того, что готовили для нее вы, епископ. Ей лучше было умереть, чем стать королевой проклятого короля-Дерини.
— Что же, счастливого пути, — нарушил Келсон гробовое молчание. — Но проклят я или нет, я был готов любить и почитать Сидану… и, думаю, она готова была постараться любить и почитать меня.
Ллюэл сплюнул.
— Никогда бы она тебя не полюбила!
Келсон лишь печально покачал головой, когда Морган спокойно подхватил окровавленную епитрахиль, которая еще недавно опутывала руки венчавшихся, и предложил одному из рыцарей сделать из нее кляп для Ллюэла.
— Возможно, ты и прав, Ллюэл, — прошептал король. — Да, очень даже может быть, что ты прав. Но она была моей королевой, пусть всего миг — и ей окажут почести, как королеве, хотя бы провожая в последний путь. — Он взглянул на Моргана, смахивая слезы, затем опустил глаза.
— Пусть его отсюда уведут, Аларик. Я не желаю видеть его до тех пор, пока моя королева не обретет последнее пристанище. Тогда состоится суд. Не может быть сомнений насчет его исхода, но даже Ллюэл должен получить все преимущества, какие предоставляет закон.
— Будет сделано, мой повелитель, — проговорил Морган и дал знак рыцарям исполнить приказ.
— А теперь, если вы не против, — продолжал король упавшим голосом, — я бы хотел побыть с ней наедине несколько минут. Дядя, уведи, пожалуйста, отсюда всех.
Вскоре в оскверненном кровопролитием соборе с погруженным в скорбь королем остались только Морган, Дункан и Дугал. Нигель и его семья помедлили за пределами слышимости, не желая окончательно его покинуть. Мерауд и Риченда тихо всхлипывали в объятиях друг дружки, Конал непритворно горевал, а два мальчика помоложе стояли с расширенными глазами, перепуганные жутким зрелищем. Морган со вздохом присел на корточки рядом с безмолвным королем, возле которого опустился на колени и Дункан. Дугал с белым лицом стоял, онемев, за спиной отца, не зная, как утешить.
— Я бы мог сделать для тебя что-нибудь еще, мой повелитель? — спросил Морган, коснувшись оцепенелых плеч.
Келсон только наклонил голову и закрыл глаза, плотно затворив разум от любого вторжения.
— Иди к жене, Аларик, — прошептал он. — Пожалуйста. Ты ей сейчас нужен. А мне… необходимо побыть одному.
— Хорошо. Дугал, Дункан, вы идете?
— Сейчас, — ответил Дункан. — Встретимся в ризнице.
Вздохнув, Морган поднялся и присоединился к тем, кто ждал его, на несколько секунд обнял Риченду, а затем просто замер в ее объятиях, прежде чем проводить через боковую дверь Нигеля и его семью. Келсон открыл глаза, когда Дугал молча присел рядом с Дунканом, но не поглядел в их сторону.
— Келсон, нам нужно еще очень многому учиться, — тихо произнес Дункан. — Мы пытались, я и Аларик, но просто-напросто времени не хватило. Будь мы поискусней… Но кто умеет обучать искусству исцеления в наше время?
— Ее бы никто не спас, — прошептал Келсон. — Ей не суждено было жить. Выходило как-то слишком просто. Совершенное решение: король женится на прекрасной принцессе и объединяет две земли, даруя мир.
Слезы брызнули из глаз Дугала.
— Это я виноват, — сказал он. — Мне следовало бдительней наблюдать за Ллюэлом. Если бы я…
— Да брось ты, — возразил Келсон. — Никто не мог знать, что Ллюэл скорее прикончит родную сестру, чем увидит, как та стала женой его заклятого врага. Но когда мы произнесли наши обеты, я подумал, что он принял все как должное.
— Келсон прав, сынок, — тихо проговорил Дункан. — Ты не мог знать. Сомневаюсь, что это знал даже Ллюэл до последнего мгновения. Кто-нибудь из нас уловил бы хоть намек.
Келсон пожал плечами и тяжко вздохнул.
— Теперь это все равно неважно. Мы старались, как могли, с наилучшими намерениями — и этого оказалось недостаточно. Очевидно, судьба припасла для нас что-то другое.
— Возможно, — отозвался Дункан.
Воцарилось неловкое молчание. Миг спустя, Дункан подобрав запятнанную епитрахиль, подал знак Дугалу идти с ним.
— Мы оставим вас на несколько минут, государь, — тихо произнес он. — Я переоденусь и вернусь. Дугал, поможешь?
— Я сейчас, — ответил Дугал, не шевельнувшись.
— Хорошо.
Дункан медленно поднялся по алтарным ступеням и прошел в ризницу, оставив Дугала коленопреклоненным.
— Келсон, мне так жаль, — с усилием прошептал Дугал.
— Знаю. Мне тоже.
— Ты… Ты действительно в нее влюбился? — спросил Дугал.
— Влюбился? — Келсон удрученно пожал плечами. — Откуда мне знать? У меня не было времени это решить. Думаю, я был готов сделать все, чтобы стать ей хорошим мужем. Наверное король не имеет права рассчитывать на что-то большее.
— Но мужчина имеет такое право, — с негодованием бросил Дугал. — Короли, что — не такие как все?
— Да, черт побери! Не такие. Они… — Келсон опустил глаза, сдерживая слезы. — Я столь же мужчина, сколь и король. И сегодня оба они оплакивают свою невесту. И расстроенный союз наших двух земель, который мог принести мир. Я…
Его голос дрогнул, угрожая сорваться на рыдание, он снял корону, поставил рядом с собой и закрыл лицо окровавленной ладонью.
— Прошу, оставь меня, Дугал, — еле-еле выдавил он.
Ему даже удалось овладеть собой, пока Дугал не встал и не вышел; и лишь тогда он горестно уронил голову, чуть только его глаза снова обратились к неподвижному созданию, распростертому перед ним.
«О, Боже, у них были благие намерения, но как они могли понять? — подумал он. — Все кончилось прежде, чем успело даже начаться».
Видение расплылось в его глазах, дрожащими пальцами он легонько коснулся ее локона, на который не попала кровь, приложил его к губам, и слезы наполнили его глаза — но он все еще подавлял рыдания.
«Сидана, — прошептал он мысленно. — Сидана, моя шелковая принцесса. Я бы попытался сделать тебя счастливой. Ты могла бы…»
С нежностью он скользнул руками под ее плечи, приподнял ее и положил ее голову себе на грудь, не замечая крови, мерно покачивая ее и шепча ее имя, а между тем слезы наконец ослепили его, а рыдания заставили содрогаться оба тела — живое и мертвое.
