— Шеленка, солнышко, а ты чего загрустила? — Подружка с разбегу обнимает за плечи, чуть не опрокинув.
Жарко дышит в лицо винным перегаром.
— Всего одна ночь.
— И она еще впереди! Развлекайся, зайка. Посмотри на во-он того серого волка, он тебя уже час глазами поедает. Будет что в старости вспомнить, э?
— Одной ночи мне мало.
— Эй, ты куда?! Заблудишься, дурочка, замерзнешь!
…Не удался в том году праздник… молодежь еще до рассвета по домам разбежалась…
Мол, завелось в лесу какое-то чудище.
Воет. Ужас до чего жутко.
Первый раз… он действительно запоминается на всю жизнь.
Через полчаса ко мне присоединился Мрак, не только ставший дважды победителем, но и прихвативший бутыль с остатками на вынос.
— Шелена, ты тут еще не замерзла? — Я подумала.
— Нет. Но близко. Дай отхлебнуть.
А у них со старейшиной губа не дура. За остальными столами подавали совсем другое вино.
— Верес еще там?
— Уже собирался идти спать. По крайней мере, Реста с Виррой отослал постели готовить.
Я вернула дракону бутыль.
— Какая она была?
— Кто?
— Та загрызенная оборотнем тетка.
— С… — коротко охарактеризовал Мрак, не вдумываясь в причину моего интереса. — Хуже тебя.
Хоть на этом спасибо.
— Тоже маг?
— Угу. — Дракон вспомнил, что о мертвых либо хорошо, либо ничего, и поспешил исправиться: — Сам-то я ничего за ней не замечал, но слухи ходили… ну и не нравилась она мне. Пес его знает почему. А так — красивая, умная… хитрая, как лисица. Может, и не поднимала она тех мертвяков. Верес, по крайней мере, в этом уверен, хоть ночь они и порознь провели — вроде как поругались, но это у них по десять раз на дню случалось.
— Зачем же он взял вину на себя?
— А он и не брал. Просто телепатически допросить себя не позволил. Никто, конечно, его разрешения не спрашивал, но и пробиться сквозь его защиту не смогли. Лишь утвердились в мысли, что, если маг так отчаянно сопротивляется, значит, ему есть что скрывать, а Верес даже на мои расспросы отшучивается, что назло своим ближним человек способен совершить любое чудо. В конце концов Ковен «смилостивился» и, за недостатком прямых улик, но избытком косвенных, ограничился конфискацией имущества, отлучением и изгнанием из столицы. Вересу зачитали приговор на центральной площади, заклеймили и выкинули за ворота, как бродячего пса. Когда я его отыскал, он так и стоял на коленях посреди дороги, даже не пытаясь подняться на только что вправленные палачом ноги. Весь трясется, лицо белое, глаза неживые. Прохожие улюлюкают, кто-то камнем запустил… Я не на шутку испугался, уж не рехнулся ли он под пытками, поскорее сгреб его в охапку и поволок в Ясневый Град. — Мрак утер пьяненькую слезу, глотнул из бутылки, потом что-то вспомнил и хохотнул: — Ну, Делирна ним быстро разобралась, по-свойски. Надавала оплеух, обругала так, что тролль издох бы от зависти, напичкала ульями по самые уши и занялась опухшими до черноты запястьями. Думаю, он в пыточной камере так не вопил, зато уже через неделю снова смог потихоньку шевелить пальцами. Для мага потеря способностей, пожалуй, страшнее, чем перелом позвоночника, без них Верес точно бы с ума сошел, чего, похоже, от него и ждали. А так — отлежался, очухался, заявил, что в гробу видел Ковен с его Советом, знал бы — сам оттуда ушел, и переехал в Выселок. Вспоминать об этом он не любит, но и трагедии из своего изгнания не делает, вроде как всё наладилось. Клиентов у него везде хватает, денег тоже, хотел бы — так и от ба… подруг отбою не было бы. Только, знаешь, после темницы в нем что-то… не то чтобы сломалось… скорее умерло и родилось заново, но уже немножко другое.
Знаю, как ни странно. Забавно, что мы задолжали Делирне почти одно и то же. И оставили за порогом Ясневого Града одинаковые иллюзии: что твое честное слово ценится выше чужой клеветы, что на друга всегда можно положиться в трудную минуту, а любимый человек никогда не обманет и не предаст. Оно и к лучшему, давно пора было от них избавиться — жить станет намного проще.
Но очень уж это больно, добровольно мало кто согласится.
— Я не видела у него никакого клейма.
— Его ставили не железом. А маги видят. Точнее, чувствуют, и шарахаются, как от чумного — по крайней мере, люди.
— Погоди, — запоздало дошло до меня, — так он что, входил в Совет Ковена? Там же одни архимаги заседают!
— Как правило, да, но магистров первой степени, если они лучшие в своей области, туда тоже порой допускают. У Вереса на тот момент был почти дописан трактат на соискание высшего магического звания, если бы не отлучение, давно бы уже защитился… — Очередной глоток вина казался для Мрака последней каплей. Дракон пошатнулся, Недоуменно заморгал, таращась на свою собственную руку и мучительно пытаясь понять, почему на ней вдруг оказалось десять пальцев. — Шелена, а давай я тебя поцелую, а? Исключительно из уважения, как своего лучшего врага!
— Иди ты… спать, пьянь несчастная, — беззлобно отмахнулась я и, без особого труда отобрав у дракона почти пустую бутыль, развернула его лицом к двери, в которую он послушно удалился, что-то бормоча себе под нос.
Я осталась у забора. Задумчиво поболтала остатками вина, прикидывая, ими погреться или уже одеялом. В ворота забрела недреманная коза, начала по-собачьи обнюхивать мои карманы. Помянем Майку, что ли? Я плеснула в ладонь немножко вина, предложила. Коза с энтузиазмом закрутила ошметком хвостика, уткнувшись в угощение. Я тоже отхлебнула…
Да здесь прям проходной двор какой-то!
— Шел, ты что, заночевать тут решила?
— Я тебе сколько раз говорила — не смей называть меня Шел!
— И ни разу не объяснила почему.
— Звучит как собачья кличка.
— Извини, но эта причина кажется мне не слишком убедительной. Не возражаешь, если я предложу свою? — При свете факела лицо Вереса казалось даже сочувственным. Как и голос, хотя факел, ясное дело, был ни при чем. — Кто-то уже называл тебя Шел, верно?
— Пить меньше надо.
Колдун, покачав головой, вручил мне факел и вернулся в замок.
Верно.
Как приятно засыпать под шум дождя — когда крупные капли гулко стучат по черепице, то чаще, то реже шелестят по густой яблоневой листве, поникшей траве и мохнатым лопухам и, дробясь и сливаясь, осыпаются на вкусно пахнущую землю…
Как сладко дремать под мурлыканье прикорнувшей под боком кошки — теплой, трогательно насупившейся, старательно урчащей всем своим маленьким тельцем и ритмично перебирающей мягкими лапками…
