Землетрясение, конечно, нанесло свой ущерб. По стенам змеились глубокие трещины; но их давно бы следовало заделать.
— В точности как в моем видении, — прошептал Джек.
— Труби в трубу, Крысеныш, — скомандовал отец Север.
Умению созывать солдат Крысеныш научился еще в Дин-Гуарди. Недостаток музыкального слуха он искупал похвальным рвением. Труба взревела; воздух содрогнулся еще раз, и еще. Монахи спрыгнули с мусорной кучи и в панике столкнулись друг с другом. Свиньи со всех ног кинулись в лес. Изнутри донеслись крики.
— Достаточно, Крысеныш, — промолвил отец Север.
Мальчишка ухмыльнулся и обтер мундштук от слюны.
— Бежим! Бежим! — раздавались вопли.
— Нет! В бой! В бой!
— Это викинги! Мы погибли! — завыл какой-то монах.
— Викинги уже давно были бы внутри, — фыркнула Торгиль.
Очень скоро перепуганные монахи вытолкнули за ворота нескольких вооруженных дубинками рабов.
— Сообщите брату Айдену, что к нему гости! — крикнул отец Север поверх голов малодушных рабов. — С нами — новый правитель Дин-Гуарди.
— Урррра королю Бруту! — дружно закричали горожане, столпившиеся сзади.
Брут ехал во главе их, как и подобает благородному лорду. Он выхватил Анредден и принялся бешено им размахивать. Толпа разразилась приветственными возгласами.
— В один прекрасный день он себе того и гляди чего-нибудь оттяпает, — пробормотала Торгиль.
— Вперед! — приказал отец Север, и людской поток хлынул к воротам, обтекая коней.
Горожане были просто счастливы поучаствовать в таком судьбоносном событии, а если кто и ткнул походя кулаком монаха-другого, что подло обманывали простецов, так кто ж их осудит? Очень скоро монастырь Святого Филиана оказался в руках отца Севера и его друзей. Брут торжественно въехал во внутренний двор, так и лучась благожелательностью. Джек озирался по сторонам — и высмотрел наконец приземистого монашка: тот как раз выходил из часовни.
— Брат Айден! Благодарение Господу, с тобой все в порядке! — закричал мальчик.
Монашек расплылся в улыбке.
— Джек! Брут! Как же я вам рад! И… и… быть того не может!
— Может, друг мой, — заверил отец Север.
— Но тебя же захватили викинги! Они убили тебя!
— Меня продали в рабство, но это долгая история, так вот сразу и не перескажешь, — отозвался отец Север. — Как только я наведу здесь порядок, я буду бесконечно благодарен за кружку твоего верескового эля. Да, кстати: я пришел взять в свои руки управление монастырем. Надеюсь, ты возражать не станешь?
— О таком благословенном событии я молился еженощно!
— Отлично, — кивнул отец Север. И, недобро улыбаясь, обвел глазами присмиревших монахов. Кое-кто щеголял синяком под глазом, и все глядели так покаянно, что залюбуешься. — Сперва покончим с делами насущными.
Бард с отцом находились в больнице, самом благоустроенном и спокойном месте во всем монастыре. Бард немало всего добавил к коллекции лекарственных трав, висящих под потолком, и как раз рассказывал Джайлзу Хромоногу об их свойствах, когда внутрь вбежали Джек с Торгиль.
— Джек — ох, сыночек мой! — воскликнул отец. Нога его по-прежнему покоилась в лубке, он опирался на костыли, но, к вящей радости Джека, выглядел на диво здоровым и бодрым. — Я-то уж думал, тебе не суждено вернуться. Когда Иффи велел запечатать колодец… — Отец выпрямился в полный рост и пригляделся к Джеку внимательнее. — Готов поклясться, ты здорово подрос, хотя прошло всего-то несколько недель. А наряд твой откуда?
— Молодчина, Джек! — от души похвалил его Бард. — Ты свершил великие подвиги! А, Торгиль — вот мы и снова встретились!
— Драконий Язык? — изумилась воительница.
— А я говорил тебе, что он жив, — отозвался Джек.
— А это что за паренек? — полюбопытствовал отец.
Джек смущенно замялся. Всю дорогу он ломал голову, как ему объяснить, кто такая Торгиль. Не только отец, но и горожане принимали ее за мальчишку. Это решало проблему одежды: ведь Торгиль наотрез отказывалась носить девчачьи платья. И однако ж она скандинавка; ее непременно убьют, если кто-нибудь догадается о ее происхождении. А тут еще отец задал самый главный, самый мучительный вопрос:
— А Люси где же?
Миг, которого Джек ждал с таким ужасом, настал.
— С ней все хорошо, — пролепетал мальчик. — Она счастлива.
— Она никогда нам не принадлежала, Джайлз, — вмешался Бард. — Ты с самого начала об этом знал. Я так понимаю, она осталась в Эльфландии.
— Она не захотела возвращаться, — убито проговорил Джек.
— Даже ради меня? И ради Алдиты? — закричал отец.
Бард утешающе потрепал отца по плечу.
— Эльфы смотрят на мир иначе, чем мы. Они играючи разобьют тебе сердце, а сами лишь посмеются да отвернутся.
Джек смущенно глядел на плачущего отца, не зная, что делать. Люси никогда не любила ни его, ни кого-либо другого. Небось уже успела напрочь о нем позабыть.
— А ты разве не хочешь узнать про Орешинку? — нежданно-негаданно вмешалась Торгиль.
Отец вскинул глаза.
— А ты кто такой?
— Я — Торгиль, из дома Олав…
— Этого вполне довольно, — вовремя остановил ее Бард. — Как видишь, Джайлз, в своих путешествиях Джек повстречал хорошего друга. Но речь не о том. Орешинка — твоя настоящая дочь и, как я слышал, живет в семье хобгоблинов.
— Хобгоблинов?! — встрепенулся несчастный отец. — Они ж ее сожрут!
— Чушь. Хобгоблины — славные, добросердечные создания и детей просто обожают. Но я так понимаю, Орешинка тоже отказалась возвращаться?
Сердце у Джека заныло еще сильнее.
— Понимаете, она ж другой жизни никогда не знала. Она считает себя хобгоблинкой и любит приемных родителей. Похитить ее было бы жестоко.
— Вообще-то я об этом подумывала, — призналась Торгиль.
— И очень хорошо, что не преуспела, — покачал головой Бард. — А теперь нам надо многое обсудить; да и Айден наверняка захочет послушать ваш рассказ. Джек, а пригласи-ка его к обеду. Да, и заодно отнеси Пеге и ее друзьям корзинку со всякой снедью. И скажи, мы будем очень рады им — после наступления темноты.
Джек поспешил выполнять поручение учителя, гадая про себя, что за птичка такая напела старику о Пеге и хобгоблинах. Просто-таки диву даешься, как Бард умудряется всегда и все знать! Уже выйдя за дверь, мальчуган услышал, как отец задумчиво обронил:
— Торгиль — странное имя для сакса.
— На севере оно не то слово как популярно, — заверил Бард.
С наступлением вечера горожане разошлись по домам. Люди были в превосходном настроении: все смеялись и поздравляли друг друга с победой над монахами.
