Пока господа собирались, Верзила ждал у ворот, постукивал колом о бревно, отряхивая землю со своего «оружия». Конечно, с деревяшкой на тролля не пойдешь… а все-таки не с пустыми руками!
Внезапно он резко обернулся — и встретился глазами с насмешливым взглядом старухи, которая как раз входила в приоткрытые ворота.
У-у, триста демонов через кочку да в тину! И как эта старая стерва ухитрилась подойти так незаметно? Ведь только что глядел Верзила на дорогу — не было никого… а на миг отвернулся — и нате! Заявилась, радость бродячая, словно к себе домой! Зенки бесстыжие, повадки хозяйские, глотка горластая…
— Рады иль не рады, а вот пришла, не прогонят же отсюда бедную старушку! Чего на дороге встал, не посторонишься, чтоб тебя до самой Бездны плетью гнали! Ты глазами-то не сверкай, оно рабу вроде не пристало! Твое дело — гостью встретить, приветить да с поклоном во двор впустить, чтоб тебе, бревну ходячему, впредь просыпаться только от пинка надсмотрщика!
И ведь посторонился Верзила! Хоть и без поклона, а все же пропустил на двор наглую побирушку! Нет чтоб колом своим ее по хребту вытянуть: мол, от тебя одна смута да всякие неурядицы на подворье!..
Так нет же — отодвинулся, словно остолбенев, и только с бессильной яростью смотрел, как бредет через двор, опираясь на посох, окаянная ведьма в длинном плаще поверх темного балахона.
* * *
Из кроны высокого дуба, с развилки ветвей Молчун наблюдал за кишащими на лесной прогалине чудовищами. Издали и сверху они походили на обычных ящериц и не внушали страха.
Молчун вообще чувствовал себя куда увереннее, чем ночью, под разлапистым шатром старой ели. То была жуткая ночь. Человек и пес, прижавшись друг к другу, тревожно вслушивались в уханье сов, далекий волчий вой, скрип и постукивание голых ветвей. Молчун не убирал руки с топорища: это давало ненадежную иллюзию защиты. Почти на рассвете усталость взяла свое, Молчун дважды забывался сном — но просыпался от тихого рычания Хвата, которого что-то потревожило.
Но сейчас ночь сама отлеживалась, пряталась под еловыми лапами и корягами, разорванная в клочья, злобная, но бессильная. Чудовища из-за Грани с рассветом либо убираются по своим мирам, либо залегают в наскоро отысканных логовах: чужой день пугает их, лишает наглости.
А уж обычного-то лесного зверья чего бояться, если внизу у ствола дуба лежит топор, а рядом напряженно нюхает воздух здоровенный черный пес.
Но больше всего укрепляет душу то, что цель достигнута! Иголка найдена в стогу сена! Пропавшая красавица с русой косой — вот она, на поляне!
Молчун почему-то совсем не был удивлен тем, что безумный путь наугад через огромный лес вывел его именно сюда. Он знал, что так и будет. Верил в это, как верят в богов — просто и без размышлений. Зачем скрывать от самого себя, что между ним и этой девушкой, которую он и знал-то совсем недолго, возникла загадочная и прочная связь? От души к душе. Может, когда-то раньше, в другой жизни, они были близки?
Но гадать об этом было не время. Сейчас главное — что ящеры не обижают пленницу. Девушка спокойно ходит по всей прогалине, время от времени заглядывая в сплетенный из веток шалаш.
(Мелькнула мысль: кто поставил здесь шалаш? Вряд ли Камышинка сама расстаралась! К мысли этой припуталось воспоминание о незнакомце, который вчера увел девушку. Но тут мужчина досадливо прикусил губу: время ли сейчас об этом размышлять?)
Молчун вел наблюдение уже давно. Камышинка здесь, но как к ней подойдешь? Как дашь знать, что помощь рядом?
Вокруг пленницы неотвязно крутится черный мелкий ящер — детеныш, что ли? Шустрый, непоседливыйи игривый, как щенок. То тычется Камышинке в колени так резко, что девушка чуть не падает, то, разинув пасть, кидается на нее, словно собирается укусить. Когда Молчун это первый раз увидел — чуть с дерева не брякнулся. А Камышинка шлепнула нахального ящерка ладонью по носу. Кажется, смеется — отсюда не видно.
Смелая!
А ящерок совсем разошелся: ухватил за край подола, тянет к себе, не выпускает. Камышинка рассердилась. Подхватила стоящее у шалаша ведро и опрокинула на приставучего ящера. Тот выпустил подол и в полном восторге покатился по земле. А девушка с огорчением заглянула в ведро: пусто!
Молчун взволнованно заерзал в развилке ветвей. Он уже успел приметить родник — на конце прогалины, в стороне от скопища ящеров…
Вот! Взяла ведро! Идет! Сюда идет! И никто из ящеров даже головы не повернул в ее сторону. Только бесцеремонный черный ящерок увязался следом…
Молчун встрепенулся и поспешно, рискуя сорваться с ветки, начал спускаться с дуба.
* * *
Стражники, выбравшись из болота, развели на берегу три костра и грелись возле них — так же, как отогревался до этого Арби у разбойничьего костерка. Вот только блаженства, с которым тянулся к огню певец, не было на физиономии ни одного из «черно-синих». А написано было на стражничьих рожах единое и жаркое желание — добраться до коварного проводника и разнести его клочьями по всему лесу.
Сильнее всех злился командир. Прихваченную из «Посоха чародея» флягу забористой «водички из-под кочки» пришлось извести на растопку, потому что сырой хворост не желал разгораться. Правда, парни нагребли в дупле древесной трухи, но даже она заполыхала лишь после того, как Тагиджар вылил на нее почти весь запас заветного питья.
Когда ярость выплеснулась в ругани и проклятьях, когда были перечислены все предки и прочие родичи предателя-проводника, когда в деталях была обсказана личная жизнь Арби с Хозяйкой Болота и всеми ее демонами, — «черно-синие» устало примолкли. И в наступившей тишине прозвучал голос самого молодого из стражников:
— А теперь мы отправимся искать разбойников?
Почему-то «черно-синие» восприняли этот вопрос как недопустимую наглость: недовольно заворчали, кто-то даже отвесил выскочке-молокососу затрещину.
— Ну да, — с отвращением кивнул Тагиджар. — Вот отогреемся малость — и пойдем.
Он обвел взглядом притихший отряд. Да-а, с такими мокрыми курицами не то что в драку — в кабак стыдно идти!
— А ведь этот певчий гад наверняка уже предупредил шайку, — задумчиво протянул Комар.
— Точно! — отозвался кто-то. — Прямой дорожкой побежал к своим лесным дружкам. И такую балладу им спел!
— А мы еще и не знаем, где их логово, — уточнил молодой стражник и опасливо оглянулся — не грозит ли ему новый подзатыльник?
На этот раз никто не позаботился заткнуть юнцу рот — так придавила всех перспектива разыскивать в чаще потаенное разбойничье ущелье.
Но разве не за этим вчера отправился в путь доблестный отряд замковой стражи? Разве не это приказала им хозяйка, которую лучше не сердить? Разве не ее повеление обсуждали «черно-синие» в «Посохе чародея»?
