— У матери даже волосы твои, почти твои.
И только теперь, наконец-то, с большим опозданием, потрясенный, чувствуя, как волны разбиваются о его рассудок, Нед Марринер понял.
«Кто ты такой?»
Этот вопрос, повторяемый снова и снова. Вопрос, который он ненавидел, так как не знал ответа. Теперь знает. Изабель подсказала этот ответ им троим.
Мир качался и вертелся, неустойчивый и невозможный. У Неда вырвался тихий, беспомощный возглас, он не смог сдержаться. Это было слишком огромно, это означало слишком много, слишком много такого, от чего могла закружиться голова.
Он видел, что Фелан смотрит на нее.
Его широкий, тонкогубый рот скривился на одну сторону.
— Когда? — прошептал он. А потом: — Чей?
Нед перестал дышать.
Она улыбнулась, торжественная и царственная, теперь уже не капризная и насмешливая. Медленно покачала головой.
— О некоторых вещах лучше не рассказывать. Даже в любви. Возможно, особенно в любви. Не так ли?
«На свете больше вопросов, чем ответов», — подумал Нед.
Фелан опустил голову.
Ее улыбка немного изменилась.
— Ты знал, что я так скажу?
Он поднял глаза.
— Я никогда не знаю, что ты скажешь.
— Никогда? — Слабый намек на иронию, но возникло ощущение, что она с большим трудом дотянулась до нее.
— Почти никогда, — поправился он. — Этого я не ожидал. Ничего этого. Ни поисков, которые ты приказала вести, запретив бой. Ни того, что этот мальчик окажется… тем, кем он оказался, по твоим словам. Любимая, я в растерянности.
— И я, — сказал Кадел. Двое других повернулись к нему. — Ты изменила историю. Он привел нас сюда. Кабан указал ему путь и нам тоже. Это означает?..
Это означает?..
Изабель повернулась к Неду. Ясный, далекий взгляд. Он увидел, что глаза у нее голубые, а не зеленые. И кое-что теперь стало очевидным. Нужно было быть слепым или действительно ребенком, чтобы не увидеть: возникшую печаль. Она в упор посмотрела на него и сказала, и ее слова прозвучали добрее, чем все, что было произнесено до сих пор:
— Что я должна им ответить, кровь моей крови?
Он молчал. Что он мог сказать? Но теперь Нед видел — действительно видел — ответ на тот единственный вопрос, о своем присутствии здесь, и о тете и матери, об их матери и ее матери, об отцах или матерях, о далеком свете в длинном туннеле из прошлого.
Там, где стоящая перед ним женщина ждала, освещенная слабым, далеким сиянием.
Она отвернулась от него, не стала ждать ответа. Посмотрела на одного, потом на другого мужчину.
— Вы знаете, что это означает, — сказала она. — Вы помните, что я сказала, стоя рядом с тем животным, которое умерло ради того, чтобы снова призвать меня в этот мир. Никто из вас не нашел меня первым. Вы знаете, что произойдет дальше. Пропасть здесь. Она все еще здесь.
«То, что произойдет дальше, тебе видеть не следует». Это сказал ему Фелан, в Антремоне. Но Нед остался тогда, и увидел, и привел их сюда, к этому завершению.
— Ты не говорила, что был ребенок, — пробормотал Кадел.
И Изабель отозвалась тихим эхом:
— Я не говорила, что был ребенок.
— Только один? — Теперь Фелан не спускал с нее глаз.
— Только один, за все время. Один из вас убил другого, а потом сам умер, слишком рано, и оставил меня одну. Но не совсем одну. В тот раз. Я носила его дар.
— Ты понимаешь, любовь моя, что это будет означать, если мы уйдем туда, вниз, вместе? Мы оба.
Кадел произнес это мягко своим низким голосом, но без страха. Он лишь хотел удостовериться. Она серьезно кивнула головой.
— Мы все понимаем, что это будет означать. Но никто из вас не нашел меня, а мальчик — участник этой истории. — Нед подумал, глядя на нее, что она еще никогда не выглядела так царственно, как сейчас.
Мужчины повернулись — это он тоже запомнит навсегда — и посмотрели друг на друга. Огонь и лед, объединенные чем-то таким, чему у него не хватало ума дать название, — он недостаточно долго прожил на свете.
Фелан снова повернулся к ней. И медленно кивнул.
— Кажется, я понимаю. Это конец, любимая? — Он поколебался. — Следует ли сказать, давно пора?
Изабель внезапно горячо покачала головой, отрицая это.
— Я не хочу так говорить! Я никогда этого не скажу.
Она повернулась к высокому мужчине. Один, а потом другой. Один, а потом другой. Неду захотелось попятиться, прижаться к стене пещеры, но он боялся привлечь к себе внимание этим движением.
Изабель сказала Каделу:
— Ты по-прежнему веришь, что наши души находят другой дом?
— Всегда верил, но, возможно, не все души. Наши пути по-разному проходили по своду жизни, пути всех троих. Я не стану самонадеянно предсказывать судьбу своей души. Особенно после этой пропасти.
— Ты станешь меня искать? Где бы я ни была? Если будет такая возможность?
Теперь Нед плакал. Он все-таки попятился назад, пока не наткнулся на холодную каменную стену возле отверстия на юг. Он чувствовал дующий оттуда ветер.
Кадел произнес таким голосом, за который мужчины и женщины, вероятно, шли на войну и через горные перевалы, сквозь леса, во тьму:
— Где бы ты ни была. Пока солнце не умрет и последний ветер не пронесется по мирам. Разве нужно спрашивать меня об этом? Даже сейчас?
Она снова покачала головой, и Нед услышал ее ответ:
— Нет, мне не нужно спрашивать. Мой сияющий. Анвил. Возлюбленный.
Кадел еще мгновение стоял, глядя на нее, запоминая ее, так хотелось Неду определить этот взгляд, а потом — не протянув руки, не прикасаясь к ней, — сказал:
— Тогда, я думаю, пора идти.
Он повернулся и пошел к отверстию пещеры. На краю обрыва, рядом с Недом, он остановился и опустил руку на его плечо. Без слов.
И другому мужчине он ничего не сказал, хотя и оглянулся, и они обменялись взглядом, серые глаза и синие. Неду, который беззвучно плакал, казалось, что он слышит, как кровь течет по полостям его сердца. «Кровь моей крови».
Потом Кадел отправился вниз, выпрыгнув из пещеры на круто уходящий вниз спальный карниз. Нед видел его в сиянии вечернего солнца, в самом последнем свете дня, пока он шел к низким, темно-зеленым кустам, обрамляющим пропасть, которая была местом жертвоприношения.
Там он все же остановился, но не из-за страха, ничего похожего, так как, когда он посмотрел назад и наверх, мимо двух мужчин на женщину, он снова улыбался, золотой и спокойный.
Вот таким Нед Марринер видел его в последний раз, сквозь слезы, которые никак не переставали литься, когда Кадел сделал последний шаг и без единого звука устремился к своему концу.