— Правильно, какой идиот в это поверит, — проговорил Андрей с усмешкой. — Если я расскажу кому-то нашу историю и он напишет об этом книжку, то продать ее можно будет только как фэнтези. И всё-таки, Ментор, зачем мы понадобились Совету? — спросил он без паузы.
— Об этом вам сообщит его Председатель, — ровным тоном ответил Вайларк.
У Сашки мелькнула мысль, что тот своим молчанием преследует какую-то цель. В конце концов он уже доказал, что, как и Джокер, ничего просто так не делает. Сашка склонился вперед.
— А состав Совета тот же самый?
Они почти сели, и он не хотел пускаться в объяснения, что имеет в виду Совет, который утвердил их с матерью ссылку. Но этого не потребовалось.
— Тот же, — последовал немедленный ответ. — Набрали после трагедии с бору по сосенке.
Вайларк опустил машину на широкой аллее внутреннего двора Дворца, где уже стояло около трех десятков машин. Два боковых крыла беломраморного здания были двухэтажные, центральный корпус — трехэтажный. Свет горел во всех окнах первого этажа и в трех одиноких на втором. Остальные помещения тонули во мраке.
С наступлением ночи воздух сильно посвежел, так что, покинув машину, Маша втиснулась между Андреем и Сашкой. С любопытством оглядываясь, они двинулись вслед за Вайларком мимо гигантских кленов по хрустящей песком аллее к короткой лестнице, по обе стороны от которой стояло двое часовых в знакомой им форме. У ног каждого лежала собака.
Завидев приближающихся ребят, псы подняли головы и сели на задние лапы. Андрей выругался сквозь зубы и замедлил шаги. Маша, хихикнув, скользнула за его спиной, чтобы он оказался посередине. Когда все четверо подошли ближе, солдаты сделали «на караул».
В обитом резными деревянными панелями вестибюле находилось еще четыре солдата, один из которых, с нашивкой на рукаве, тут же побежал наверх по уходящим на второй этаж каменным ступеням, покрытым ковровой дорожкой. Пропуская ребят вперед, Вайларк открыл перед ними дверь.
Просторный зал, в котором они оказались, не мог сравниться с роскошью Зимнего Дворца, но был легким и воздушным. С потолка свисала красивая люстра, хотя света и без того хватало от многочисленных бронзовых настенных светильников в форме охотничьих труб. Стены украшали изумрудного цвета колонны и ниши, в которых разместились мраморные статуи, похожие на древнеримские. С другой стороны зала виднелась высокая двустворчатая дверь.
Едва ребята вошли, к ним, как по команде, повернулись все, кто находился здесь. Вспыхнули приглушенные возгласы:
— Глядите, вот они!
— Девочка какая интересная!
— А что у того сердара с волосами? Он что, седой?
— Не похож на сердара, рассеянный больно.
— Чернявый зато хорош… Даром что на четверть демон!
Полсотни собравшихся в зале людей неотрывно следили за каждым шагом Сашки, Андрея и Маши, пока Вайларк вел их по гладкому темному паркету к основанию огромного треугольника, выложенного теплого оттенка деревом, с лучами, расходящимися из центра к вершинам. Слева и справа от места, где Ментор остановил ребят, в стенных нишах застыло по солдату.
— Ждите, — скупо бросил Вайларк и направился назад.
Когда стихли его шаги, высокие двери на другом конце зала распахнулись. Ровное гуденье голосов смолкло.
В зал вошел худощавый седой человек в великолепном мундире с золотыми эполетами. У него было холеное лицо, высокомерный вид и гордо поднятая голова. Прежде всего бросалась в глаза его надменность, только затем возраст. Очевидно, это и был Председатель Совета. На его поясе висел длинный меч в богато инкрустированных ножнах.
Держа в руке свиток с красной печатью на золотом шнуре, он двинулся к ребятам. За ним в отдалении шла дюжина людей в той же одежде, что была на Вайларке, кроме нескольких женщин, одетых в темные мантии. Дойдя до середины зала, Председатель остановился и развернул свиток.
Сашка почувствовал, как запылала левая сторона его лица. Повернув голову, он заметил у стены девушку с густыми русыми волосами ниже плеч и белой матовой кожей. Это была Ферна. Услышав, как Председатель отчетливо и официально называет их имена, Сашка отвернулся от нее.
— …имею честь от имени Совета и всего населения Империи выразить вам глубочайшую благодарность. В дополнение к этому принято решение вознаградить вас. Совет не может предстать в глазах Империи неблагодарным. — Председатель с доброжелательной улыбкой посмотрел на ребят. — Просим прощения за некоторую торопливость, но мы были вынуждены пойти на это, чтобы предотвратить несправедливость!
Члены Совета благосклонно закивали. Маша вспыхнула как помидор. Андрей пробормотал ей уголком рта:
— Кажется, ты всё-таки сможешь здесь учиться…
Хорошо поставленным голосом Председатель продолжил:
— Мы не можем вручить вам ордена, вам не исполнилось восемнадцать лет. Зато вам исполнилось шестнадцать, что дает право вручить награду, в чем-то даже более высокую и крайне редкую в наше время.
Сашка насторожился. Стоявшие в трех шагах за спиной Председателя члены Совета смотрелись очень уж празднично, и Сашка готов был поклясться, что догадался, к чему идет дело.
Председатель произнес торжественно:
— Советом решено произвести вас в рыцари!
Андрей открыл рот. Маша заморгала, окончательно превратившись в пламенеющий костер. Председатель перевел взгляд на нее.
— Что автоматически дает Имперское гражданство среди прочих привилегий!
У Сашки задрожали руки, и он спрятал их за спину, чтобы никто не заметил. Довольный Андрей подозрительно покосился на него.
Председатель отдал свиток стоявшему позади него мужчине с густыми бровями, затем обнажил меч, слишком длинный и красивый, чтобы быть настоящим.
— Подойдите ко мне и преклоните колено, — сказал он Маше.
Наступила глубокая тишина. Стало слышно, как шелестят за окнами клены. Лицо у Маши сделалось отрешенное, совсем как два года назад на башне перед ее финальным рывком к Джокеру. Она сильно побледнела. Затем ее голые плечи будто обернула невидимая тога, и, с королевским достоинством подойдя к Председателю, она плавно опустилась перед ним на левое колено.
Слушая размеренный торжественный голос, Сашка зажмурился, настолько отчетливо нарисовалась перед ним картина посещения матери днем раньше. В палату его не пустили, но в том не было нужды, он мог всё видеть через стеклянные двери.
Мать лежала на койке, укрытая до подмышек простыней, и казалась маленькой, тощей и до слез жалкой. Щеки ее ввалились, нос заострился, а глаза запали. За исключением одинокой капельницы, в палате не было ничего из той сложной аппаратуры, которую обычно показывают в фильмах.
