Ознакомительная версия.
Русые вихры вместо хазарских чёрных кос оказались на той голове! Упал, беспомощно заслонился руками… И из-под этих рук глянул на неё глазами родного брата.
– Любим!
Не стала марать меча о труса. Мигом расправила тугие кольца аркана, свёрнутого у седла. Метнула, ударила пятками кобылицу – и поволокла брата по земле, по кровавым телам. Словенина – к словенам в полон!
Дружина – она дружина и есть. Куда князь, туда все княжьи. Скатится его голова, и они свои сложат неподалёку. Шёл за князем меченоша Лют… Но что поделаешь, если судьбе было угодно провести его по тому самому месту, где он в последний раз видел отца!
Не ведал отдыха меч у Люта в руках. А глаза, непослушные, помимо воли всё рыскали по сторонам – не видать ли боярина?
И ведь разглядел. Повернулся в ту сторону, где гуще лежали мертвецы, и признал край втоптанного в землю плаща.
Ни разу не называл Лют Вышатич отца – отцом… Не назвал и тут. Но некая сила вынула его из седла. Бросила наземь, на колени. Видга кружил рядом на Воронке, охранял.
Обдирая пальцы, Лют расстегнул на боярине железный ворот кольчуги. Сдвинул со лба, с седых кудрей, просечённый шлем… Открыл глаза Вышата… увидел сына… хотел что-то сказать, да не смог. Лишь выпустил из ладони вережёный меч, нашёл руку Люта и сжал.
И – угас…
Лют прикрыл его хазарскими щитами, благо их достаточно валялось вокруг. И пустился вдогон князю, чей урманский плащ мелькал уже далеко…
Третьяка-новогородца никто в битву не звал. Он пошёл сам, напросившись на корабль к Торгейру Левше. То ли чем приглянулся ему калека халейг, то ли надеялся вернее встретить его отца… На корабле Третьяк грёб за двоих. А когда побежали на берег – обогнал всех, подоспев к схватке едва не вперёд конных булгар.
Он не буйствовал с того самого дня, когда его подобрали отроки. Но тут безумие снова его оседлало! Кинулся в самую гущу, отбросив топор, которым его вооружили. Содрогайся, кто не видел, как дерётся бешеный берсерк. Со звериным криком намертво стиснул пальцами чью-то загорелую шею… И пал тут же, пронзённый несколькими копьями враз.
Торгейр не успел его защитить.
Люди Эрлинга Виглафссона шли за ним с тою же яростной силой, что когда-то по палубе Рунольвова корабля… Эрлинг Приёмыш не любил воинственных слов. Никто никогда не слыхал, чтобы он называл себя викингом. Но ни один враг не мог похвалиться, будто видел, как выглядела его спина!
Всё бешеней делалась битва.
До предела разгорелся костёр, в который с обеих сторон было брошено равное количество дров. Эрлинг давно уже потерял из виду Халльгрима. Сражение не давало ему времени гадать, дрался ли ещё его старший брат или уже погиб.
И лишь секира Хельги всё так же взлетала и падала неподалёку. Эрлинг видел, что вокруг Хельги нападавшие толпились плотнее всего. Наверное, сам Хельги тоже это видел. И гордился.
– Ас-стейнн-ки! – всё так же бесстрашно звучал его клич. С этим именем для среднего сына Ворона не существовало ни боли, ни усталости, ни страха за свою жизнь.
Олав кормщик шагал вперёд, окружённый сыновьями. Хазарские всадники разбивались о них, как вода о каменную скалу. Будет пожива воронам и волкам! Там, где проходили эти пятеро, оставалось чистое поле.
Сыновья Можжевельника как могли защищали отца. Но особой нужды в том не было. Никогда ещё не пятился он от врага, будь то сам Рунольв Скальд или эти воины на тонконогих конях… Если и жили на свете бойцы лучше, чем он сам, – старый Олав пока ещё не встретил ни одного…
И сыновья долго не могли поверить в случившееся, когда он упал. Казалось, Олав просто остановился перевести дух и склонил седую голову на грудь, прислушиваясь к далёкому зову… И рухнул лицом вперёд, так и не разжав ладони, стиснувшей черен меча.
На нём не было ран.
Просто замерло давно уставшее сердце.
Один призвал его к себе – знать, понадобился ему ещё один искусный мореход для небесного корабля Скибладнир…
Почти до человека были равны сдвинувшиеся полки.
Но для одних это был просто набег, суливший славу, золото и рабов. Другим – из-за полей и лесов глядел в спину родительский дом… Глядел со строгостью и надеждой – не осрами!
Долго не находилось равного Эрлингу среди Гудмундовых людей. Когда гарда-конунг повёл своих конников, он уже отбил первый вражеский натиск и сам пошёл вперёд, валя всех, кого встречал. Но тут сыскалась погибель и на него! Рассерженной змеёй прошипел чей-то клинок, глубоко ужалил Эрлинга в левое бедро.
Жестокая боль кипятком обдала ногу, разом сделала её чужой, тяжёлой, непослушной. Эрлинг упал на одно колено, продолжая бешено отбиваться. Осмелевшие недруги тут же взяли его в кольцо, обложив, как затравленного кабана.
Он не стал звать на помощь. Но не зря говорили про Хельги, будто в бою у него и на затылке открывались глаза! Он заметил беду. И не встало между братьями ни зеленоокой красавицы Гуннхильд, ни иных прежних обид… Хельги бросился на помощь, прорубая себе путь. И встал над Эрлингом, который к тому времени распластался на земле без сознания и без сил. И как пошёл выписывать секирой светившиеся круги:
– Ас-стейнн-ки!
И умирал всякий подходивший к нему близко. Ибо недолго живёт мелкая пташка, заглянувшая в глаза орла.
Гудмунд Счастливый, херсир из Халогаланда, наконец-таки высмотрел словенского конунга… И двинулся сквозь кровавый беспорядок сражения, расшвыривая врагов и не выпуская из виду остроконечного шлема.
Щит висел у Гудмунда за спиной. Он двумя руками держал тяжёлое копьё Гадюку и рубил им и колол, не давая пощады… Он поклялся истребить гарда-конунга. Он выполнит свой обет.
Он переступал через раненых и убитых, перебирался через мёртвых коней. Не оступятся ноги, привыкшие к скользкой палубе драккара. Не ошибутся глаза, привыкшие высматривать в море вражеские паруса.
Раздавая удары, он шёл всё вперёд и вперёд. И про себя славил Одина за ниспосланную удачу. Он знал Торлейва конунга лишь по рассказам хазар. Но понял, что не ошибся, увидев шлем с горбатой стрелкой, тот самый плащ и украшенный бляшками пояс… Ещё понял – достойного вождя выбрал себе его Торгейр. Счастлива была земля, рождавшая подобных бойцов. Конунг яростно защищал кого-то, бессильно поникшего у его ног, – и люди Гудмунда побитыми псами отскакивали прочь. Раз за разом взвивался над головами свистящий топор, и далеко был слышен неведомый Гудмунду клич:
– Ас-стейнн-ки!
Гудмунд побежал, раскачивая в руках облитое железом древко.
Сколько добрых мужей пало без толку, не сумев одолеть гардского вождя.
Он покажет им, как это следует делать.
Не было воина опытнее, чем Гудмунд Счастливый.
Он безошибочно подгадал тот краткий миг, когда Торлейв конунг повернулся к нему спиной.
И ударил.
Без промаха, с разбегу, вложив в этот удар всю силу рук, всё своё искусство бойца!
Ударил и сам едва устоял на ногах. Он думал, что придётся прорывать кольчугу, а кольчуги не оказалось. Скользкое древко так и рванулось у Гудмунда из рук. Тяжёлая Гадюка прошила соперника насквозь, как игла тонкую парусину… Но херсир всё же устоял и проворно отскочил назад, выдернув задымившееся на воздухе остриё. Гарда-хёвдинг, уже, по сути, убитый, ещё мог обернуться и попробовать отомстить.
Так оно и вышло. Словенский вождь на мгновение замер. А потом медленно, точно в дурном сне, начал поворачиваться к Гудмунду лицом. Багровое пятно расползалось у него на груди.
Люди херсира бросились к нему все разом, награждая его уже бесполезными ударами, которые он навряд ли и ощущал. И почти тут же кто-то сбил с него шлем.
И врос в землю Гудмунд Счастливый, херсир из Халогаланда…
– Назад! – не своим голосом крикнул он воинам, вновь заносившим мечи. Послушные его слову, они откачнулись, и Гудмунд хотел шагнуть к Хельги, чтобы поддержать его, подхватить, уберечь…
Не успел.
Хельги судорожно вздохнул, из его ноздрей показалась кровь. Пошатнулся – и упал навзничь, прямо на неподвижного Эрлинга, раскидывая руки…
Тут за спиною у Гудмунда глухо загудела земля. И остатки его людей бросились к своему предводителю, наспех выстраивая стену щитов. Гудмунд оглянулся. На них мчались гардские всадники – разъярённые на разъярённых конях, пьяные от чужой и собственной крови. И первым, страшный, как сама смерть, летел на Гудмунда второй Хельги Виглафссон… Его шлем, его синий плащ, его кожаная броня! И обагрённый меч плыл над головой, ища новую жертву…
Гудмунд почему-то сразу понял, что этот меч предназначался ему.
Всадники проломили стену щитов, как яичную скорлупу. Кто-то из викингов попытался обороняться. Кто-то – может, впервые в жизни – побежал. Гудмунд не двинулся с места. Близко, совсем близко увидел он копыта, слившиеся в бешеной скачке, увидел оскаленную морду вороного коня… Увидел светлые, страшные, чужие глаза под знакомым шлемом…
Ознакомительная версия.
