— Ага, а что еще ей делать целый день? Сидеть у ворот амбара и считать кур? Спать все больше и больше и подниматься лишь для того, чтобы есть картошку с подливой? Так даже лучше, поверь мне. Она не возражает. Трудно удержать ее на прямой, когда каждые восемь или десять шагов встречаются валун или нора, но она тянет, как дьявол, и смеется, как полоумная.
Что убедило Эдди, так это абсолютная уверенность Тиана в собственной правоте. Он и не думал оправдываться.
— Слушай, а почему не использовать на пахоте Энди. Готов спорить, у него получилось бы лучше, чем у тебя. Вам не приходила в голову мысль о том, что его надо заставить работать. Он мог бы пахать, рыть колодцы, поднимать бревна на стройке. И на нем можно сэкономить картошку с подливой, — он вновь хлопнул Тиана по плечу. — Как же вы проглядели такого ценного работника?
Губы Тиана дрогнули.
— Мечтать не вредно, все так.
— Не сработало, значит? Вернее, он не захотел работать.
— Что-то он делает, но не пашет и не роет колодцы. Если попросить его об этом, спрашивает пароль. А если пароль ты ему не называешь, спрашивает, не хочешь ли ты предпринять вторую попытку. А потом…
— А потом говорит, что тебе не повезло. Из-за директивы Девятнадцать.
— Если ты знаешь, чего задаешь эти вопросы?
— Я знаю, он так себя ведет, если интересуешься Волками, потому что спросил его о них. Я понятия не имел, что директива Девятнадцать распространяется и на физический труд.
Тиан кивнул.
— На самом-то деле пользы от него немного, и он иной раз страшно надоедлив. Думаю, ты это еще узнаешь на себе. Но он предупреждает нас о приходе Волков, и за это мы все говорим ему спасибо.
Эдди пришлось буквально прикусить вопрос, готовый сорваться с его губ. С чего им благодарить его, когда в этой вести нет ничего хорошего и несет она лишь несчастья? Разумеется, на этот раз все могло обернуться по-другому. На этот раз весть Энди могла привести к существенным переменам. Неужели всякий раз мистер Тебе-встретится-интересный-незнакомец вел дело к этому? Призывал местных жителей подняться с колен и вступить в бой? Эдди вспомнил самодовольную улыбку Энди и решил, что глупо ждать подобного альтруизма от робота. Негоже, конечно, давать оценку людям (возможно, и роботам) по их улыбке и манере говорить, однако, это общепринятая практика.
«Раз уж я об этом подумал, как не вспомнить его голос? Интонации, в которых явственно слышится: „Я вот знаю, что происходит, а ты — нет“? Или все это плод моего воображения?»
Но этот вопрос остался без ответа.
3
Еще на подходе к дому Эдди и Тиан услышали пение Сюзанны и смех детей, всех детей, больших и маленьких.
Залман держал один конец, как показалось Эдди, бельевой веревки. Тиа — второй. Они вращали веревку с широченными, довольными улыбками, тогда как Сюзанна, сидя на земле, задавала ритм детской песенкой-считалочкой, которую Эдди смутно помнил. Залия и четверо ее старших детей синхронно подпрыгивали. Их волосы взлетали, а потом падали. Крошка Аарон стоял рядом, его подгузник сполз чуть ли не до колен. Лицо освещала радостная улыбка. Одной, сжатой в кулачок рукой, он словно крутил веревку.
— Раз, два, три, четыре, пять! Вышел зайчик погулять… Быстрее Залман! Быстрее, Тиа. Заставьте их попрыгать по-настоящему!
Тиа тут же начала вращать свой конец веревки быстрее, мгновение спустя прибавил скорости и Залман. Это он, похоже, понимал. Смеясь, увеличила темп и Сюзанна.
— Вдруг охотник выбегает…
Четверке близнецов очень нравилась новая игра. Хеддон, так тот засунул кулаки под мышки, чтобы не зацепиться за веревку. И младшая пара попривыкла к незнакомцам, так что первичная скованность пропала и прыгали он совершенно синхронно. Даже волосы и те взлетали и опадали одинаково. Эдди тут же вспомнились близнецы Тавери, с их идентичными веснушками.
— Привезли… Привезли… — Сюзанна замолчала. — Слушай, Эдди, дальше я не помню…
— Быстрее, быстрее, — Эдди махнул рукой гигантам, вращающим веревку. Они его послушались, Тиа при этом радостно загоготала. Эдди примеривался, не отрывая глаз от веревки, осторожно приближаясь, выживая удобного момента. Одну руку он положил на револьвер Роланда, дабы тот не выскочил из кобуры.
— Эдди Дин, ты не сможешь! — давясь смехом, выкрикнула Сюзанна.
Но он смог, как только веревка в очередной раз взлетела вверх. Впрыгнул между Хеддой и ее матерью. Лицом к Залии, щеки которой раскраснелись, а лоб блестел от пота, запрыгал с ней в унисон. Протараторил один куплет, который вдруг всплыл из глубин памяти. Так же быстро, как тот аукционист в телевизоре.
— Привезли его в больницу, он украл там рукавицы… Прибавьте, ребята! Прибавьте!
Они прибавили, веревка вращалась теперь так быстро, что едва ухватывалась взглядом. В мире, который то поднимался, то опускался, Эдди увидел старика с венчиком волос вокруг обширной лысины и седыми бакенбардами, который вышел на крыльцо, тяжело опираясь на палку из железного дерева. «Привет, дедушка», — поздоровался Эдди и на какое-то время выкинул старика из головы. Сейчас от него требовалось другое: вовремя поднимать ноги, дабы не задеть веревку и не испортить праздник остальным. Ребенком он очень любил прыгать через веревочку, и очень огорчился, что пришлось оставить это занятие девочкам, едва он пошел в начальную школу. Иначе прослыл бы маменькиным сынком. Потом, уже в средней школе, на уроках физкультуры, получил возможность попрыгать вновь. Но такой радости, как сейчас, конечно же, не испытывал. Он словно обнаружил еще один аспект, связывающий нью-йоркскую жизнь, его и Сюзанны, со здешней жизнью, аспект, в котором не было ничего магического, в отличие от дверей-порталов, радуги Мейрлина и Прыжка. Он громко рассмеялся, начал при каждом прыжке перекрещивать ноги. Мгновением позже, Залия Джеффордс ответила тем же. Получилось не хуже танца риса. Может, и лучше. Потому что двигались они совершенно синхронно.
Но для Сюзанны творящееся перед ее глазами обрело магический ореол, так что, пусть на ее долю пришлось много разных чудес, и до, и после, эти несколько минут во дворе Джеффордсов навсегда сохранили свою уникальность. Не двое прыгали в унисон, не четверо — все шестеро, тогда как два лыбящихся идиота, как могли быстро, вращали веревку.
Тиан смеялся, топал ногами и кричал: «Ну, здорово! Ну вы даете! Ну молодцы!» А с крыльца доносился смех деда, такой скрипучий, что Сюзанна поневоле задалась вопросом, а когда старик смеялся в последний раз?
Волшебство продолжалось еще пять, может, чуть больше секунд. Глаз уже не различал веревку, о ее присутствии напоминал только свистящий звук, с которым она рассекала воздух. Все шестеро, Эдди, Залия, четверо близнецов, отрывались от земли и опускались на нее, как поршни двигателя.
