Женщина в черном траурном платье пришла навестить могилу, точнее, две. На первом надгробии выбито: «Злобный пес. Он всегда кусал в ответ на причиненную боль»; на другом: «Поводок пса. Он всегда оберегал своего хозяина».
Черный Лорд застыл подле женщины, незримый и бесплотный, точно призрак, лишенный покоя.
– Мы мертвы, зато ты жива, – голосом ветра, подхватывающим опавшие осенние листья, шепчет Деккер, глядя, как женщина бросает единственную розу на его могилу. Цветок медленно, будто нехотя, падает и, едва соприкоснувшись с холодным камнем серой плиты, высыхает, его лепестки стремительно чернеют.
Он не видит ее лица, ведь стоит за ее спиной, но всем своим существом ощущает ее скорбь. В этот миг из уголка ее глаза, должно быть, скатывается одинокая слеза. У этой женщины необычные волосы красного цвета: у корней почти черные, по длине – багровые, а у концов – кроваво-алые. Их подхватывает неугомонный ветер.
– Мы мертвы, зато ты жива... ты ждешь...
Она будто слышит его. Поворачивает голову, но лица не разглядеть из-за черной сетчатой вуали.
– Я жду... – говорит она, сбрасывая вуаль...
Огоньки десятков свечей легонько дрогнули в расставленных повсюду лампах и подсвечниках. Видение рассеялось, Деккер Гордем по-прежнему был в своем шатре, глядел на черный цветок, лежащий на старой книге.
Оказалось, что слеза скатилась из его собственного глаза и потекла именно по его щеке.
– Всего лишь злобный пес... – прошептал Деккер. – И всего лишь поводок. Надо же, как точно подмечено... Для чего ты оставил мне эту загадку, Арсен? Хочешь, чтобы я вспомнил о своей душе? Об утерянных чувствах? Об этой женщине, которая однажды исчезла? Зачем? – Он искоса взглянул на лежак, где покоился его лучший друг; мертвец не спешил отвечать.
Тогда Деккер обратил наконец внимание на тело, лежащее у него под ногами.
– Что ж, быть может, мы с тобой поболтаем? По старой дружбе, ты ведь не возражаешь?
Склонившись над покойником, Черный Лорд несколько мгновений пристально вглядывался в окровавленное лицо, после чего достал кинжал. Резким движением он разрезал черную мантию на груди у мертвеца, обнажая бледную, как свечной воск, кожу с синими отечными пятнами.
– Интересно, – прошептал Деккер, – очень интересно. Оно на месте...
Руки некроманта начали стремительно скользить по бездыханной груди покойника, что-то отмеряя и вычисляя. Кинжал не останавливался при этом ни на мгновение, следуя за указующими пальцами. На бледной коже в местах проколов и надрезов выступили несколько багровых капель – первая часть ритуала была проведена с легкостью.
Закончив свои манипуляции, Деккер поднялся и удовлетворенно оглядел проделанную работу. На левой стороне груди мертвеца кинжалом был вырезан рисунок: несколько окружностей, расположенные одна в другой, все уменьшались к центру. Круги перечеркивали две линии, образующие крест в самом центре рисунка. Во всех углах фигуры были вычерчены тайные знаки. Это походило бы на стрелковую мишень, в которую метят лучники, если бы круги рисунка не были вписаны в идеальную пятиконечную звезду. Все было сделано верно, все на своем месте – предельная точность.
Деккер вновь склонился над своим «подопытным», упер кинжал кончиком в самый центр образованного креста и закрыл глаза. Губы его начали что-то монотонно шептать, так, словно он перед кем-то виновато оправдывался. Не размыкая глаз, темный маг резко прочертил клинком по пересекающимся линиям. После этого он замолчал и аккуратно раздвинул края разрезанной кожи в стороны.
Черный Лорд наконец позволил себе открыть глаза. Ему представился ровный кровавый квадрат с идеальными краями и пропорциями. Странно, что он еще помнит, как это делается, ведь ему не приходилось заниматься подобным никак не менее полутора сотен лет.
Напрягши до предела внимание, некромант опустил в рану пальцы. Кончики его острых ногтей дотронулись до нескольких ребер, и те под воздействием черной воли вынуждены были с хрустом разойтись в стороны, пропуская его глубже. Это был самый ответственный момент во всем ритуале – одно лишнее движение, и все сорвется. Стоит ему хотя бы на десятую часть дюйма отклониться в сторону, и все будет зря.
Пальцы прошли легкое и осторожно сомкнулись, захватив большой, с кулак размером, мягкий и мокрый от крови предмет. Мысленно заставив свою находку отделиться от тела, Деккер начал вытаскивать его на волю...
Наконец костяная клетка ребер осталась позади, и требуемое некроманту оказалось у него в руках – он сжимал окровавленное сердце. Крепко, до хруста, сжав зубы, Деккер постарался сосредоточиться и представить себе, что главный орган мертвеца находится не у него в руке, а на своем привычном месте, в груди. Прошло несколько томительных секунд... и оба сердца некроманта – одно свое, другое чужое – одновременно вздрогнули. Сердце мертвеца начало биться, истекая кровью, но Деккер крепко сжимал его, не давая ему возможности выскользнуть и сбежать.
Осталось совсем немного... одна лишь деталь. Левой рукой Деккер с силой схватил себя за запястье правой, той, что была вся в чужой крови. Из-под широкого рукава к сведенным судорогой пальцам по коже заструилось что-то черное, походящее на смолу. Странная жидкость, появившаяся неизвестно откуда, текла по его руке, поднимаясь все выше, пока не добралась до мятущегося бездомного сердца. Дюйм за дюймом оно постепенно оказалось все затянуто черной пленкой, поблескивающей разводами и разливающейся вместе с кровью по пальцам.
Деккер был удовлетворен проделанной работой. В своих балладах барды называют сердце языком души. Они и сами не понимают, насколько правы. И теперь этот самый язык поведает ему все, как было, предельно четко и до боли правдиво, ведь он не умеет лгать. И этот говорливый инструмент не упустит и не забудет ничего из происшедшего, ведь у него прекрасная память.
Когда последняя алая точка на сердце исчезла под колдовской смолой, Деккер Гордем увидел...
* * *
...Серо-стальное небо истекало дождем уже третий день. Болота и лес совсем вымокли, хотя, казалось, куда уж больше. Местность стала поистине непроходимой: кривые лысые деревья выглядывали из воды, и можно было подумать, что земли здесь нет вовсе. Небеса в этом месяце почти всегда были черны от туч, отчего над Кровавыми топями разлеглась мрачная темень. Даже сейчас все вокруг тонуло в тенях, невзирая на то что время близилось к полудню.
«Шлеп... шлеп...» – шептало весло.
Это небольшая утлая лодчонка скользила по темно-зеленой поверхности болот, иногда цепляясь за низкие ветви, устало клонящиеся книзу, или задевая коряги, выглядывающие из воды.
