— Дитя! Дитя! — Лот-Та ухватила за руку.
Рата опомнилась. На виселицах раскачивались, танцевали повешенные. Словно смрадный ветер засвистал над пристанью. Побледневшие пираты пятились к воротам, двое неуверенно выставили копья. Неслось над камнями что-то невидимое, веяло ледяным холодом из земли и воды — как кому повезло…
Рата рывком вырвала руку у сестры — правая ладонь налилась нестерпимым льдом. Шагнула вперед:
— Короля сюда! Пусть выйдет трусливый пидор! Его ждет послание. Приволоките своего пятнистого хозяина, шлюхины дети. Или сгинут все! Бархатная Векша не знает пощады — стократно вернется к вам пятнистая немочь и раздерут ваши глотки когтистые длани моих друзей.
Десятник держался храбро:
— Дарки вы, или колдуны дальние — много чести вам с королем разговаривать. Сейчас к вам лорд Бивень выйдет. А если будете пятнистой лихоманкой пугать…
— До полудня издохнешь, раб, — пообещала Рата. — Не от гнойных дырок. Червем трупным прожил, к червям и утащат.
— Саму тебя, ведьма проклятая, на дне давно крабы ждут, — рявкнул десятник и шмыгнул за ворота.
Рата сделала шаг назад, и ее тут же заслонил Жо.
— Дитя, ты дрожаешь, — встревожено зашептала Лот-Та. — Что делать можно?
— Нужно было рвать скотов, — пробормотала Рата. — Прямо сейчас, пока ворота открыты были. Рвать и кишки выдергивать. Ничего, так честно будет. Эшенба ничуть не лучше забавлялся. Нужно было мертвых послать. Послать! Мертвые ждут, им нужно…
— Спокойнее, Белка, — пробормотал Жо, не поворачиваясь. — Твоих здесь так много? Ты справишься?
— Не знаю. Не могу считать. С ума сойду. Жо, нужно было драться. Сразу!
— Спокойно. Мы бойцов Эшенбы озадачили. Сейчас они сюда подтянутся, вступят в переговоры. Нам немного времени нужно. Держись.
— На стене арбалетчики, — прошептал Лелг. — Я троих точно вижу. И драккар уже на середину гавани выгребает. А мы здесь торчим, как…
— Как прыщи на заднице, — охотно подсказал Жо. — И все потому, что этот план кому-то показался остроумным. Черт, даже не знаю, что со мной Леди сделает, когда узнает, как мы здесь дурили. Теперь терпите. Вот Авель стоит, не психует.
Рата машинально посмотрела на Авеля. Смысл слов сейчас воспринимался с трудом. Понимала лишь успокаивающий тон командира. Дурень всегда был добрым. Только добротой помочь трудно. Голова лопалась от тысяч образов: жаловались, шептали о несправедливости мертвые, нетерпеливо рвались из небытия. Не могли они шептать, дар речи вмести со сгнившим языком навсегда уходит. Или и память неупокоенных способна в сотни шепотов складываться? Совсем несчастная Белка с ума сходит. Главное не слушаться, не следовать за чужой памятью. Вот Авель — почти всегда молчит. Все обиды его жизни сестрицы сгладили, как могли.
— Лот-Та, ты вот того рулевого возьмешь, — хрипловато сказала Рата. — Справишься — он свежий, почти жив. Пусть остальным поможет. Ему нож понадобится. Мы с Авелем левыми мертвецами займемся. Они к стене ближе, по ним, наверное, в первую очередь стрелять начнут. Фирштейн-вирштейн, сестренка?
Лот-Та смерила взглядом висящего крайним рослого моряка, — его босые синие ступни почти дотягивались до камней пристани. Лицо сплошь в корке запекшейся крови, даже прокушенный язык высовывался какой-то бесформенной корягой. Сильный мужчина.
— Постойте, — с опозданием всполошился Жо. — А как вы его снимите? Нам расходиться нельзя — мы вас не прикроем. И вообще…
— Если «вообще», то передай ему нож сам, — сказала Рата, думая уже о другом. — Этот парень только самую малость глупей нас, хотя уже пухнуть начал.
— Слушай, Белка, давай без бойни обойдемся. У нас всего лишь отвлекающая роль. Штурмовая группа в Цитадель войдет — мы уходим немедленно. Если не войдет, все равно уходим.
— Я помню. Так не получится. Будет бойня. Мертвые так хотят. Мы с сестрой их не удержим. Да я и не хочу удерживать.
— Я тоже не имею такого желать, — прошептала Лот-Та. — Обида непомерна. Отомститься нужно.
Жо выругался, помянув своего демона, что «чертом» зовется, что-то еще говорил, убеждал. Рата слышала только звуки — голова снова полнилась звоном-шепотом. Мертвые, еще неподвижные, еще дремлющие, сочились ненавистью. Рата из последних сил сдерживала требования неупокоенных. Стена Цитадели в прорезях маски начала покачиваться. Лот-Та подхватила сестру под локоть.
— Король идет, — прошептала Рата.
На этот раз Жо промолчал. Лишь удобнее перехватил щит. Сквозь многоголосый немой стон неупокоенных Рата чувствовала отчаянье Дурня. Клял он себя за то, что девушки здесь оказались. И себя дурнем обзывал. Смешно. Нужно его с Лелгом от ненависти мертвых прикрыть.
— Драккар подходит, — робко напомнил Лелг.
— Знаю, — прошептала Рата. Сейчас ей хотелось лишь зажмуриться. Неупокоенные чувствовали приближение своих убийц. Безмолвный вой ненависти наполнял голову. У каждого мертвеца свой убийца, своя месть. Король ненавистен всем. Почему живые так равнодушны к этому безумцу? О, боги, способен мозг оглохнуть?!
— Жо, прикажи «Квадро» уходить, — с трудом выговорила Рата. — Сиге ничем нам не поможет.
— Он не уйдет. Они нас ждать будут. Рата, что происходит? Почему ты….
Поздно. Ворота начали открываться. Рату закрутил ветер ненависти — засвистал над площадкой, словно яростный вихрь зимнего шторма. Лед пронизывал до костей, рвал волосы и одежду. Рата благодарила маску на лице, — иначе щеки уже растрескались от стужи, плоть поползла бы со скул. Как у мертвячки, как у всех…
Мертвые не могли больше ждать.
— Подожди, Дитя. Еще подожди. Невеликое ждание, — просила Лот-Та. Тепло ее дыхания резало ухо и Рата удивилась боли ожога.
Терпеть.
Фигуры в воротах девушка видела расплывшимися. Всматриваться нет нужды — пульсирующее пятно в середине угадывалось без труда. Король. Пылающая приманка для всех неупокоенных. Тянутся, тянутся к нему.
Рата осторожно толкнула один из камней запруды. Тем, что свалены в колодец подземелья, что медленно гниют в холодной воде, пора шевельнуться.
Глубоко. Заворочалась масса, дергаются переломанные кости, колеблются разбитые лепестки черепов, гниющая плоть расползается от движений. До края колодца высоко. Сырые стены и теснота. Пусть теснота поможет, упритесь друг о друга, помогайте. В последний раз выползти к дневному свету… к королю. К его горячей ядовитой крови. Ползите, время отомстить за все.
Запруда изогнулась под напором. Другие тоже жаждали — Рата чувствовала, как ее раздирает посмертное нетерпение.
В воротах люди что-то говорили. Рату пронзила ненависть — пятно грязного пурпура вспухло:
