Ознакомительная версия.
– Эта вещь вам не нужна? Якадзуно еще раз пожал плечами.
– Понятия не имею, – признался он. – Для начала надо разобраться, что происходит в Олимпе.
– Разве непонятно? Дувч Багров захотел стать лсусозо, поднял мятеж и победил. Разве не так?
– Не совсем. Багров не дувч, он был простым чиновником, даже не сэшвуэ по-вашему.
– Зато теперь он настоящий лсусоэ.
– Ибрагим не уверен в этом. Он говорит, что за Багровым стоит кто-то другой.
– За любым толковым лсусозо кто-то стоит.
– Но не каждый лсусоэ является марионеткой в чужих руках.
– Что такое марионетка?
– Кукла на веревочке.
– Да, я вспомнил! Это в театре, точно?
– Точно.
– Думаешь, Багров – кукла в театре?
– Не знаю. Надо выяснить.
– Чтобы решить, кому отдать эту вещь – Багрову или его врагам?
– У Багрова не осталось врагов. Его люди уничтожили всех врагов в один день.
– Разве Ибрагим не враг Багрова?
– Ибрагим еще сам не знает. Он еще ничего не решил.
– Если он отдаст вещь Багрову, он станет вавусосо?
– Не знаю. Багров убил много друзей Ибрагима и теперь вряд ли Ибрагим станет вавусосо Багрова. Но Ибрагим может решить, что это меньшее зло, и если он так решит, он пойдет служить братству.
– Не понимаю я вашу этику, – вздохнул Говелойс. – У нас все просто – если убили друга, надо мстить, а если не хочешь мстить, от убитого надо отречься. Но тогда от тебя отрекутся все остальные друзья, и, если ты этого не хочешь, ты не должен отрекаться от друга, а должен мстить. Если бы кто-то убил Фесезла, я бы даже не думал, мстить или не мстить. Я понимаю, что слишком слаб, чтобы мстить, но я лучше умру, чем покроюсь позором.
– Чтобы в другой жизни тебе было счастье? – предположил Якадзуно.
– Другой жизни нет, – Говелойс посмотрел на Якадзуно как на идиота. – Я знаю, вы, люди, верите, что после смерти будет другая жизнь, но мы, вызуэ, в это не верим. Есть правила, по которым надо жить, и если ты их нарушишь, тебе будет плохо. Все просто.
– А если ты умрешь, соблюдая правила, тебе будет хорошо?
– Если ты умрешь, тебе не будет никак. Но если ты выживешь, нарушив правила, тебе будет плохо. Лучше никак, чем плохо.
– Эти правила неизменны?
– Езойлаказ вызуэ могут менять правила. Только ты не узнаешь, что ты езойл, пока не изменишь правила и пока другие вызуэ не примут твои изменения. Большинство тех, кто меняет правила, становятся сузухахсойлвой и покрываются позором. Лишь единицы получают суйловойз.
– Наверное, поэтому ваши правила так редко меняются.
– Наверное, – согласился Говелойс. – Возможно, поэтому мы и не умеем делать аккумуляторы и пистолеты. Но зато мы не нюхаем осш и у нас почти не бывает сумасшедших. Мы счастливее, чем вы.
– Зато мы сильнее.
– Наши пути разные.
– Это точно.
– Хорошо, что мы понимаем друг друга. Только я не понимаю, зачем Анатолий отпустил Дэйна. Вы, люди, всегда стремитесь к лучшему, лучше было убить его, чтобы не бояться снова приехать в Олимп.
– Ты знаешь, – Якадзуно с трудом подбирал слова, – у нас, людей, тоже иногда бывает, что лучше никак, чем плохо. Я бы не позволил Анатолию убить Дэйна.
– Он гораздо сильнее тебя, ты не можешь ему не позволять.
– Могу. Если он убьет Дэйна, я не буду идти с ним, ему придется или оставить меня, или убить. Он это понял и решил, что это еще хуже, чем оставить Дэйна живым.
– Но почему? Что запрещает тебе убить врага?
– Дэйн не враг мне. Когда я приехал на Гефест, он меня встретил, помогал мне, мы вместе работали, и мы нашли… гм… эту вещь. Дэйн нашел Ибрагима, он сильно помог ему, да, наше дело ничем не закончилось, но это не важно. Дэйн нам помог, и в том, что мы не смогли остановить революцию, нет его вины. Да, Дэйн принял неправильное решение, но он имеет право принимать неправильные решения. Каждый человек имеет право ошибаться, и я не вправе упрекать его и не должен ему мешать.
– Даже если его путь пересекается с твоим?
– Пока наши пути не пересекаются. Но даже если и пересекаются, кто знает, кто из нас прав – он или я?
– Ты не должен так думать. Если ты сомневаешься в своем пути, ты не сможешь идти.
– А если ты никогда не сомневаешься, ты пойдешь не туда.
– Лучше пойти не туда, чем не идти никуда. Потому что когда ты идешь, ты согреваешься и разминаешь ноги.
– А по-моему, лучше не идти никуда, чем уйти в такое место, откуда нельзя вернуться.
– У нас разные пути, – снова сказал Говелойс. – Мы никогда не поймем друг друга.
– Но мы можем жить рядом.
– Да, – согласился Говелойс, – мы можем жить рядом.
– Привет, Джон! – Дзимбээ оглядел кабинет Рамиреса и просвистел нечто восхищенное. – Я смотрю, ты здорово устроился.
– Садись, друг. – Рамирес, казалось, воплощал собой предельную степень радушия. – Проходи, садись. Амброзии не желаешь?
– Разве ее не запретили до особого распоряжения? Рамирес раздраженно махнул рукой:
– Правила для того и существуют, чтобы их нарушать. Если два старых друга, встретившись, не могут пропустить по стаканчику, эта революция никуда не годится.
– И это говорит наш главный идеолог, – хихикнул Дзимбээ.
Если бы Рамирес не был негром, он бы покраснел.
– Да иди ты, – смущенно пробормотал он. – Скажешь тоже, главный идеолог…
– Я смотрел твою речь по телевизору, – сказал Дзимбээ, – очень впечатляет. Я честно говорю, без всякой лести, на самом деле впечатляет. Багров отдыхает.
– Да ну тебя! Сравнил хрен с редькой… то есть я не то имею в виду…
Дзимбээ рассмеялся.
– Не грузись, Джон, – сказал он, – это я так, прикалываюсь. Ты знаешь, я очень рад, что у тебя все так хорошо пошло. После той истории я боялся, что вождь спустит на тебя всех собак. Очень хорошо, что он не стал торопиться. Ты молодец, – Джон, ты уже принес столько пользы, что… да наши дети тебе памятник поставят!
Рамирес совсем засмущался.
– Да ладно тебе, – пробормотал он. – Лучше скажи, как у тебя дела.
– Первый зам у Сингха. Работы много, но не жалуюсь.
– И как борьба на невидимом фронте?
– Могло быть и хуже.
– Что, совсем плохо?
– Да нет, не совсем… но ничего особо хорошего тоже пока нет. Знаешь, что с твоей статуей?
– Что?
– Совсем не знаешь?
– Совсем.
– Она в руках СПБ.
– Что?!
– Что слышал. Ее задержали на таможне, начальник таможни – наш человек, мы не стали ее забирать до выступления, а потом оказалось, что там подделка. Снаружи медно-цинковый сплав, внутри хлорид бария.
– А начинка куда делась?
– Офицер СПБ по имени Ибрагим Бахтияр зашел на таможню за пару дней до выступления и подменил статую.
Ознакомительная версия.
