— Идём на берег. Только ты и я на этот раз, никого больше.
И Алек был весьма благодарен Серегилу за то, что пока он вез его в одной из лодчонок на берег — тот самый, где в прошлый раз они вчетвером кидали свои камешки — Серегил не задал ни одного вопроса. Сегодня Алек был не в том настроении. Идя впереди, он миновал короткий пляж и уступы позади него. Огромные стаи серых чаек с протестующими криками взмывали в небо и упрямо кружили над ними. Дальше был густой лес. И когда они углубились в него по оленьей тропе, ведущей между высоких дубов и сосен, то очутились в окружении прошлогоднего гнездовья. В некоторых гнёздах, на ложах из мягкого белого пуха, ещё лежали крапчатые коричневые яйца.
Однако вовсе не прихоть, не простое желание сбежать подальше от корабля заставляли Алека забираться так глубоко в чащу. Слова, которые он собирался сказать, жгли огнём его сердце, и он знал: раз произнеся их, уже не будет пути обратно. Так что он шёл вперед и вперёд, и Серегил молча следовал за ним. Над ними щебетали и распевали птицы, а где-то неподалёку кричала скопа, отпугивая со своей территории чужаков. А вдалеке, возвращаясь на свои камни и гнёзда, обиженно кричали чайки.
Алек был вынужден осаживать себя, чтобы идти не так быстро. Серегил и не думал жаловаться, но Алек заметил, что он держится за бок. Алек подумал, что, должно быть, всё же переусердствовал, когда Серегил, задержавшись возле какого-то древнего дуба, вдруг согнулся пополам. Но оказалось, он просто решил поднять кое-что. То было длинное, исчерченное полосками совиное перо. Он повертел его в руке, а потом протянул Алеку.
— И что-то у тебя на уме, тали?
Алек взял перо и задумчиво посмотрел на него.
— Я размышлял о Себранне.
— Я так и полагал.
Это было даже ещё труднее, чем он опасался. Он присел на упавший сук и тяжко вздохнул, позабыв про перо, которое всё ещё сжимал в руке. Глаза его блеснули, а горло сжалось, когда он всё-таки произнёс:
— Думаю… думаю, ты был прав. Мы должны позволить Ризеру увезти его в Равенсфелл. Там ему будет безопасно, там есть ещё такие же, как он, и…, — он едва сдержал слёзы, когда Серегил, обняв его одной рукой, уселся рядом. — Если же он останется с нами, он будет постоянно подвергаться опасности. Нам придётся всё время жить с оглядкой: нет ли поблизости кого-то, кто попытается его у нас отобрать.
— Твоя правда, тали. Я знаю, ты думал, что я хочу избавиться от него… Черт! Ты знаешь, что так и было! Но, чем ближе час, тем всё труднее это и для меня тоже, не знаю, можешь ли ты в это поверить. Что бы он ни был такое, он — часть тебя, и я перед ним в неоплатном долгу за то, что он спас тебя. Но так, действительно, будет для него лучше.
Прежде, чем сказать остальное, Алек набрал в грудь побольше воздуха:
— И с тех пор, как он не с нами… Да, я очень скучал, но… будь он с нами, мы же не сделали бы всего того, что мы сделали, верно?
— Конечно, не сделали бы, тали.
— И мы не могли поступить иначе. После того, как я встретил тебя, и ты забрал меня с собой в этот свой мир, я и не желал бы быть нигде больше! И сейчас всё то же самое.
— Я рад.
Чувства, что скрывались за этими словами, говорили тысячу крат больше самих слов.
— И как только всё это закончится, и мы возвратимся в Римини, давай останемся там! Хочу, чтобы Кот из Римини снова вышел на свою охоту, навестил своих блудниц с Улицы Огней, сыграл в дворянина с Улицы Колеса, и…
— Всё так и будет, тали, — заверил его Серегил, потом тихонечко засмеялся. — И обещаю, что в жизни больше не пожалуюсь тебе на скуку!
Алек сумел слегка улыбнуться:
— Сомневаюсь в этом.
Они посидели ещё немножечко в тишине, и солнечный свет струился вокруг них, сочась между веток. Они слушали птиц, и шум ветерка, и отдалённое дыхание океана.
Наконец, Алек поднялся и сказал решительно:
— Я скажу об этом Ризеру, как только мы вернемся на корабль.
Серегил грустно ему улыбнулся.
— Я очень рад, что ты сам принял это решение, Алек. Это должно было быть только твоё решение.
Алек показал зажатое в руке перо.
— Сожжем его?
Серегил забрал его и сунул Алеку за левое ухо, затем коснулся его драконьей метки.
— Нет, давай сохраним. Подарок от Светоносного. Полагаю, теперь Иллиор должен быть тобою вполне доволен.
Теперь, когда он высказал вслух свое решенеие, на сердце у Алека стало немного легче.
— Мне будет его не хватать, — признался он, когда они шли обратно к кораблю.
— Мне тоже. Но, кто знает? Вдруг он всегда мечтал быть с Хазадриельфейе?
Алек выдавил из себя подобие улыбки:
— Снова говоришь про рок?
— Даже если и так, ведь никогда не знаешь, что ещё может с тобою случиться. И мне известно, что это означает для тебя: не думаю, что хазадриельфейе смогут изменить своё отношение к непрошенным гостям в своей долине. Это ужасно — подойти так близко, но так и не суметь встретиться с народом, к которому принадлежала твоя мать.
— Да и зачем бы мне так уж желать этого? Я достаточно насмотрелся на них в Сарикали.
— Ты видел тех, что её убили. Но ты понятия не имеешь, таковы ли они все.
— Они хазадриельфейе и никогда не станут встречать с распростертыми объятьями полукровку, вроде меня.
— Ну и не важно. Ты теперь Боктерсиец, причём горячо всеми любимый.
Меня станут любить ещё больше, если в следующий раз я не притащу с собой опасность, — подумалось Алеку.
Но пока что было как-то не очень комфортно на душе.
Очутившись снова на корабле, Алек направился прямиком в каюту Ризера и обнаружил, что тот не спит.
— Я должен кое-что сказать тебе, — произнёс он, остановившись в дверях.
Глаза Ризера были тёмными от боли, однако, он поднял голову и подозвал Алека поближе.
— И что же это?
— Я отдам тебе Себранна, когда мы возвратимся.
— Конечно. Но это гораздо лучше, что нам не придётся забирать его у тебя силой, Алек Две Жизни.
— Вы бы поступили так, если бы я не согласился?
Ризер прикрыл глаза.
— А у меня есть выбор? Ты не мог бы дать мне немного воды? Пожалуйста.
Алек наполнил водой чашку из висевшего на стене бурдюка и помог ему напиться.
— Не хотелось бы драки, Ризер, но я не собираюсь ехать с вами.
— Ты мог бы быть вместе с Себранном.
— До тех пор, пока не получу от кого-нибудь нож в спину?
— Я бы представил тебя кирнари. Это мудрая женщина, она поняла бы чего ты стоишь, как это понял я. Ты и твои друзья могли убить меня тысячу раз, или бросить меня, когда я был ранен. Вы и теперь ещё имеете такую возможность, но не думаю, что вы сделаете это. У вас великое атуи, у каждого из вас.
