Ознакомительная версия.
Глаз Кривой Крысы налиля кровью и он в исступлении упал на пол, держась посиневшей рукой за горло. Казалось бы, он хотел разорвать его напрочь, но мощи в ослабевших руках не хватало для этого. Конвульсии длились несколько секунд, после чего тело Кривой Крысы затихло. И более не подавало никаких признаков.
Именно тогда всё и началось. Все, кто находился в зале, отлично поняли, что произошло. Раздался истошный стон, что-то разбилось об пол и началась грандиозная паника. И стар и млад не могли найти себе покоя. Исключениями разве что являлись по-прежнему сухой Хигель и необычайно суровый Эсгрибур. Он находился вдалеке, но понимал всё гораздо более всех.
— Я прошу вас успокоиться! — закричал он, но громкость его голоса поблекла в сравнении с толпой лордов.
Сухость Хигеля сменилась растерянностью. Он явно не знал, что делать, и куда деть самого себя. Лорды были спасены, но что делать дальше?
— Чьих рук это дело? — спросил Хигель у Солона.
— Вашего дяди, — с легким мандражом ответил ему тот, — жаль, не успели вы его убить.
Хигель повернулся к Солону и уже собирался было что-то ему сказать, но не успел.
Все шесть дверей, что были в зале, одновременно и с грохотом растворились и вторглись они. Похожие на людей, но имеющие в себе что-то дикарское, зверское. Что-то не людское. И их было много, и все вооружены каким-то необычным оружием.
Это означало конец. Это были не люди Акры или Королевы.
32. «Да придёт спаситель»
Тишина покоилась несколько часов, и, возможно, уже наступил вечер. Гельфида не знала, сколько точно прошло времени — быть может несколько секунд, а быть может, несколько суток. Счет времени потерял для неё смысл, как и потеряли смысл все мысли, и уже вскользь прокрадывалось скрытое безумие.
Геррер практически ничего не сказал за всё это время — Гельфида слышала только его непрекращающиеся тяжелые вздохи. Пожалуй, по ним можно было отмерять время, но Гельфида явно думала не об этом.
Она знала, что Герреру тяжелее, чем ей — в его теле торчал стальной нож, а ещё он был избит — не в пример ей. Она не могла пошевелиться, и это тоже было тяжело. Руки затекли, но она знала, что жива. По крайней мере, она знала, что кто-то позволяет ей жить. Жить ей и Герреру.
Ей хотелось ощутить боль Геррера так же, как и свою, но ничего не получилось. Может быть, она слегка погорячилась в том, что сказала Герреру некоторое время назад в пыльной камере? Нет, в таком сомневаться нельзя.
А затем раздался скрип двери и зажегся свет факела. Кто-то пришел по их душу. Кто-то, настроенный не очень дружелюбно.
— Просыпайтесь, ублюдки, — раздался хриплый углучий голос.
Сзади послышались грузные шаги и в помещение пробрались еще трое углуков, не менее отвратительных, чем первый.
— Плюнь себе в рожу, — едва ли не шепотом пробурчал Геррер, но углук его услышал.
— Что ты сказал? — углук приблизился и приложил ухо к Герреру.
— Не до тебя сейчас.
— А мне до тебя.
На этих словах углук замахнулся, и у Гельфиды уже замерло сердце, но угулк всего лишь вытащил нож из туловища Геррера.
— Неплохая штучка, — углук вожделенно осмотрел её, — забрал бы себе, но она принадлежит лорду Гневу.
— Как и ты сам, — проговорил Геррер.
Из раны заструилась кровь — Гельфиде удалось это увидеть даже в тусклом свете факела. Но Геррер держался стойко — не издал и звука.
— Развязывайте их, — приказал углук.
— Куда вы нас собираетесь вести? — осмелилась спросить Гельфида.
— Тебя, девченка, никто не спрашивал, — прорычал углук, пока остальный развязывали пленников.
— Гневу повезло, что его нет здесь, — сказал Геррер, когда его путы наконец-то развязали, — иначе я прихлопнул бы его прямо здесь.
— Взгляни на себя, — прохохотал углук, — ты настолько ослаб, что и себя-то нести не в силах. Девченка, не хочешь понести своего дружка?
Гельфида ничего не ответила. Её безумно радовало то, что она наконец-то могла опустить руки и чего-нибудь почесать. Жаль только, что это всё мутнело на том фоне, что они всё ещё находятся в безвыходнмо положении.
И их снова куда-то повели. Гельфида ещё могла вполне спокойно себе идти, а вот Герреру было не так легко. Он кое-как волочился, и по сути его несли два углука, а сам он просто невпопад передивгал ноги.
На улице было немного посветлее, чем в темнице, но дело всё же двигалось к ночи. Гельфиду пугало то, что принесет эта самая злосчастная ночь. Скорее всего смерть, но хотелось бы верить в лучшее.
— Длань святая, — на этом месте Гельфида уже не могла сдержать своих эмоций.
Площадь возле герцогского замка была охвачена огнем. Горело всё, раздавались дикие крики о помощи и чей-то дикий смех. И повсюду были они. Углуки, и теперь их было столько, сколько Гельфиде раньше видеть не доводилось. Даже в Академии Сёгмунда, даже в самых страшных своих снах.
Им никто не сопротивлялся — они просто делали всё, что хотели и всё, что могли. А вокруг стояли люди — их было ещё больше углуков, и все они были сбиты в небольшие кучки, и окружала их суровая углучья охрана.
Раздавался заунывный плач обычных женщин, прижимающих к себе своих детей, напуганные визги стариков, а так же передавался притупленный взгляд мужчин. Они знали, что это очень страшно, но насколько, понять ещё не могли.
А Гельфида знала. Вернее говоря, надеялась, что знала, а не только догадывалась.
А потом появился Гнев. Он был настолько устрашающим, что выделялся из толпы без какой-либо натуги. Его черный взгляд упивался и в Гельфиду, и в Геррера одновременно, и не было ничего страшнее это.
Теперь всё начнется.
— Акра! — воскликнул он, что было мочи.
Толпа утихла, но кое-где еще раздавался жалкий младенческий плач. Углуки не щадили даже младенцем, и именно это Гельфида считала за главный грех.
— Сотни лет, и даже не одно тысячелетие, вы не знали о нас, — с гордостью проговорил Гнев. — Вас заставили забыть о нас! О нас, о тех, кто населял вашу землю годы назад, кто правил ей и был ею любим. Вы лишили нас нашей обители, нашего дома, и всей надежды.
Он вскочил на помост, на котором обычно просиходили представления бродячего цирка. Только вот теперь происходящее совсем не напоминало цирк. Или напоминало, но слишком реалистичный.
— Каждый из вас в глубине души понимал, что вечно так продолжаться не может. Что рано или поздно мы вернемся и настанет великое правосудие. Кто я?
Однако в толпе царило молчание, и даже Геррер не осмелился сказать ничего.
— Я - Гнев! Я символ прошедшей эпохи, и я же символ начала новой! Новой! Той, которую мы будем ковать сами, и чему никто из вас не сможет помешать! Отбросьте всё, что вы знали до этого, то, о чём вы думали и то о чём мечтали. Среди вас больше нет титулов и чинов — теперь вы все равны! Там, внутри герцогского замка погибают те, кто раньше именовался лордами. А здесь, снаружи, посреди огня и смолы, погибаете вы, которые раньше были простым народом. Отбросами общества, его самыми низкими слоями! Теперь же и они отбросы! Теперь вы — один слой. Даже ваш король! И ваш принц. Это последний принц!
Ознакомительная версия.
