Дарену невольно вспомнилась жрица Эльги в храме у дороге, которая уберегла его от Теней, и он преклонил колено.
— Встань, мастер. Не тебе преклонять передо мной колено: мне следует сделать это.
Дар встал. И тут, к изумлению путников, почтенный старец действительно опустился на пол и склонил голову.
— Что вы! — войник нахмурился и подал ему руку, — я последний из нас, кто заслуживает этого.
Но старик будто и не слушал Дарена. Взгляд его засиял и он тихо, но быстро заговорил:
— Прошло сто лет… Сто лет прошло, а никто не приходил, — он немного посуровел и вздохнул: — а сейчас ты пришел, и я даже не знаю, что смогу дать взамен.
— Я еще ничего не сделал, — как-то грустно заметил Дар и добавил: — дозвольте мне поговорить с вами наедине.
Жрец окинул взглядом друзей, задержавшись подольше на Велимире, и кивнул:
— Да, ты прав, мастер. Так будет лучше. Для всех.
Ждан проводил их взглядом и спросил:
— А теперь куда?
— Ждать будем, — Яромир пожал плечами.
Но Веля покачала головой и, оглянувшись на дверь, за которой скрылись войник со жрецом, сказала:
— Не надо ждать. Он пока не выйдет оттуда.
— Почему ты так думаешь? — удивился парень, взлохматив рукой белые волосы.
— Он уже все решил для себя, — чаровница взяла их обоих за руки, — пойдем. Нам нет нужды оставаться здесь.
Когда дверь с глухим стуком закрылась, Дарен в лоб спросил:
— Этот камень возможно уничтожить?
Жрец мягко улыбнулся, жестом пригласил войника сесть, и лишь затем ответил:
— Думаешь уничтожить его, мальчик? Остальные-то останутся.
Дар нахмурился:
— Тогда к чему все это? Разве не один артефакт настоящий?
— Все камни — один артефакт. Но активируется в одно и то же время лишь один из них.
— И в чем же проблема?
Старик тяжело вздохнул и вместо ответа поинтересовался:
— А что ты знаешь о Третьей Школе Чародейства?
— Ничего.
Жрец прошел к шкафу, отпер его и что-то достал, а потом снова обратился к Дару:
— В таком случае, тебе придется выслушать кое-какую историю.
— Я за этим и пришел.
— Что ж… Как ты знаешь, не так давно существовало всего три школы чародейства. Школа Змея, Школа Феникса и еще одна — школа Чистой Силы. Последняя получала больше преимуществ в магической сфере, но это приводило к фатальным последствиям при неправильном развитии Дара. Анрод… он был умным мальчиком.
— Мальчиком? — перебил жреца войник, усмехнувшись, — вы же не хотите сказать, что вам больше двухсот лет?
Старик улыбнулся своими сухими губами и, не отвечая на вопрос, продолжил:
— Создав этот артефакт (ведь, в сущности, все семь камней — одно создание), он наказал не только себя, но и всех нас. За него никто не выбирал Школу — он сделал это сам, неосознанно. Ну да не о том речь. Ты, мастер, наверное, знаешь, что артефакт могут уничтожить лишь те, кто его создал. Анрод же привязал к нему всю Школу. И любой из нас, — да-да, не удивляйтесь, любой из нас смог бы это сделать, если бы не одно "но".
Пауза затянулась, и Дарен, прищурившись, рискнул спросить:
— Что же мешает?
— Так получилось, что Проклятие Анрода слилось воедино с Проклятием Мерры Яцирской, одной из наших лучших учениц. Школа стала исчезать, и за десяток лет Дар потеряли практически все его носители, но не сама Мерра, — жрец вздохнул: — девочка была талантлива, но недальновидна.
— Прокляла целую Школу? — скептически уточнил войник, приподняв бровь, отчего белесый шрам, пересекающий ее, сильно натянулся.
— Да, да, да… трудно поверить? Нам тоже было нелегко. Отчасти виноват ее отец: он хотел видеть дочь одной из мэтресс Академии, а девочка влюбилась. Мы пытались ее остановить: любовь прозрачна, сегодня она есть — завтра исчезнет, а Дар останется навсегда, как напоминание об утерянном.
Он снова замолчал, взгляд светло-серых глаз перестал быть осмысленным. Дарен с волну смотрел на него, а потом напомнил:
— И что же было дальше?
Старик очнулся.
— Дальше? Дальше… Мы рискнули и сообщили ей, что она никогда не понесет ребенка от того человека.
— Почему?
— Так сложилось, — уклонился от прямого ответа жрец, — но Мерра, подумав, что это мы в сговоре с отцом лишили ее этой возможности — возможности иметь детей, украла один из камней Анрода, прокляла всю Школу и сбежала. Я остался один, чтобы помочь тому, кто решится разрушить двойное проклятие. Пророчество, лежащее у тебя за пазухой — мое. Я живу уже почти пятьсот лет. Я устал от этой жизни, — старик усмехнулся и покачал головой, а затем спросил вдруг: — уже догадался или продолжать?
Дарен задумчиво потер подбородок и, наконец, выдал, усмехнувшись:
— Выходит, прямо как в старых сказках. У меня, кроме чаровников, больше никого в роду не было? Козлов, например, на которых можно было бы повесить все чужие ошибки?
Служитель вздохнул:
— Это не сказка, мастер. Анродов амулет получал силу только в том случае, если находился у человека, которому не нужна была власть, ибо только в этом случае он не мог никому навредить.
— То есть, вся эта погоня за артефактом бессмысленна?
— Почему же бессмысленна? В конце концов, он же оказался у тебя.
Дар помолчал, а потом спросил:
— Если я сейчас уничтожу его, то дубликаты тоже исчезнут?
Жрец кивнул и снова внимательно посмотрел на войника.
— Тогда я не вижу проблемы. Давайте покончим с этим сейчас. Вы обретете возможность шагнуть в объятья Моарты, а за мной прекратится охота.
— Двойное проклятие — это не пустой звук, мальчик. На Нитях оно обрывается вместе с твоей жизнью.
Дарен приподнял брови в удивлении: жрец в Тальмане тоже говорил что-то о проклятии и об упущенном времени, но…
— Скорее всего, ты умрешь, мальчик, — заключил старик и продолжил: — та девушка, посвященная Осени, она все видела с самого начала. И, хотя и выбирала наиболее мягкую тропку — здесь соломки даже ей не подстелить. Хотя следует помнить, что нет ничего невозможного. Может быть, боги смилуются и оставят тебе жизнь… Кто знает?
Войник помолчал, потирая бровь ладонью, а потом спросил:
— А если я откажусь?
Но жрец лишь пожал плечами:
— На все воля Оарова. Я не знаю, что случится, если ты откажешься. Время чародейства прошло: одаренных детей рождается с каждым годом все меньше и меньше. А так… С исчезновением проклятья все чаровники вмиг станут кошками — чародейство умрет безболезненно. И так предрекла, смею надеяться, сама Осень.
Дар помолчал, обдумывая сказанное, а потом спросил:
— И Велимира тоже?