— Ну, может, потому что этот парень, как ты правильно заметил, жизнь тебе спас, — усмехнулся Литвинов. — И думаю, что, Константин Георгиевич, при всём моём уважении, насчёт двух часов это вы погорячились. Уверен, что Шорохов молчал бы, как партизан времён Второй мировой войны. С мозгами у него, действительно, не очень, но вот отваги и упрямства — хоть отбавляй.
— Хорошо, если так, — ответил Величко. — Ну а теперь нам надо подумать, как организовать наше подполье. Как держать связь и всё остальное, пока Руфимов внизу под охраной людей Долинина делает своё дело.
— Надо, — Павел сел за стол, привычным жестом придвинул к себе бумаги, схватился за карандаш. И, обернувшись к Борису, быстро скомандовал. — А ты там, Боря, чего стенку подпираешь. Садись давай, сейчас все вместе думать будем…
Глава 28. Ставицкий
— Раз, два, три, четыре… — Пашка начал отсчёт, отвернувшись к стене, и Серёжа быстро метнулся по коридору вглубь квартиры, подальше от своей спальни, где остался брат, и от столовой, откуда раздавались голоса взрослых и мелодичные переливы музыки — тётя Лена снова села за фортепьяно.
«В этот раз Пашка точно меня не найдёт», — радостно подумал Серёжа, проскочил мимо кабинета дедушки Арсения и, замирая от собственной смелости, ввалился в спальню — безраздельное царство бабушки Киры. В эту комнату ему входить не разрешали, и за все свои шесть лет он был здесь всего три раза — два раза вместе с папой, и один раз — совершено случайно. Серёжа играл и как-то вдруг (он и сам толком не понял, как) оказался в спальне бабушки Киры. Его маленький, старенький грузовичок, которым Серёжа управлял, тихо изображая тарахтенье мотора, как показывали в кино, свернул из коридора в белоснежную бабушкину спальню, просторную, больше его детской и спальни родителей, с огромной кроватью из белёного дуба посередине. Увидев такое сказочное великолепие, Серёжа растерялся, забыл про свой грузовичок, бросив его у порога, и очарованный шагнул в комнату, заскользил ногами по светлому паркету, упёрся в круглый ковер, по центру которого стояла роскошная бабушкина кровать, и осторожно, с почти остановившимся сердцем, вступил на него, чувствуя, как его ступни утопают в мягком и воздушном, молочно-белом ворсе. Вокруг Серёжи кружилась тишина, и он, забыв обо всём на свете, принялся кружиться тоже, и тысячи маленьких серёж отражались в зеркальной глади белоснежного трельяжа, на матовом столике которого сверкали хрустальными гранями флаконы духов, белела нитка жемчуга и перламутрово переливались пузатые баночки с кремом.
За этим танцем его и застала бабушка. А потом появился папа и испуганная мама, которая подхватила Серёжу и унесла, крепко прижимая к себе. Его не наказали, но папа строго сказал вечером, что так делать не стоит, а мама, ласково поцеловав, попросила впредь играть только в детской. Этого оказалось достаточно, чтобы Серёжа понял, где находятся его границы в этом доме. Доме, который безраздельно принадлежал бабушке Кире.
Бабушку Серёжа побаивался. Она почти никогда не улыбалась, и её лицо из-за этого напоминало неподвижную маску. Ледяную, как у Снежной Королевы, из просмотренного недавно старого мультфильма. Бабушка действительно была похожа на ту мультяшную Снежную Королеву, и с тех пор, как Серёже пришло в голову это сравнение, он всё время боялся, что бабушка схватит его, запрёт в одной из комнат их огромной квартиры и заставит выкладывать слово «вечность» из пластикового конструктора.
Пашка, его старший двоюродный брат, тоже побаивался бабушки, Серёжа это видел. Потому он точно не решится искать его в её спальне. Ни за что на свете.
Серёжа ещё раз оглянулся и, осторожно ступая, на цыпочках, боясь, что его услышат и обнаружат здесь, прошёл в комнату, окинул взглядом стены, обитые шёлковыми обоями, бледно розовыми с едва заметными на них мелкими цветами, вдохнул сладко-терпкий аромат бабушкиных духов, не удержался — потрогал статуэтку, милую девочку-пастушку, аккуратно приподнимающую тонкими бледными ручками пышные юбки, и дойдя до кровати, улыбнулся самому себе. Серёжа предвкушал, как Пашка долго будет бродить по квартире, безуспешно пытаясь его обнаружить, потому что ни за что не догадается, что он, Серёжа — здесь. В самом сердце этого дома, куда могут входить только избранные. Серёжа снова улыбнулся и, преодолевая робость, мячиком закатился под кровать, чуть не потеряв очки, и приготовился ждать.
Минут через пять ему стало скучно. Откуда-то издалека доносились голоса гостей — бабушка часто собирала своих знакомых, в столовой накрывали большой стол, доставали салфетки — белоснежные, с тонкой затейливой вышивкой, очень красивую дорогую посуду — папа ему говорил, что это называется фарфор. Слово было незнакомое, но какое-то звонкое и загадочное, под стать тонким полупрозрачным тарелкам и чашкам, по краям которых струился золотой узор. В обычные дни обходились посудой попроще, хотя всё равно красивой, как и всё в бабушкином доме. Странно, не несмотря на то, что Серёжа родился и жил здесь, вместе с папой и мамой, никому из них даже в голову не приходило называть эту квартиру своей. Она была бабушки Киры и только её — великолепный, прекрасный и немного опасный волшебный замок. Замок Снежной Королевы.
Послышались шаги. Пашка? Неужели всё-таки решится и зайдёт? Серёжа сжался, притаился, зажмурил близорукие глаза, защищённые толстыми стеклами очков, даже дыхание задержал.
— И всё-таки, Толя, я тебя попрошу не так явно показывать свою неприязнь к сыну Лены, — Серёжа услышал ровный и спокойный голос бабушки и похолодел от страха. — Иногда это становится почти неприлично. Ладно ещё, когда мы в своём тесном кругу, но сегодня я пригласила очень нужных людей. И им совсем не обязательно знать про наши непростые отношения внутри семьи.
— Мне кажется, мама, я не перешёл за рамки вежливости, — Серёжа узнал отца и вжался в пол. Страшно даже представить, что будет, если его обнаружат. Бабушка точно заточит его в одну из многочисленных комнат и заставит собирать слово «вечность», как Снежная Королева заставила это делать того мальчика из мультика, Кая. А как Серёжа соберёт, если он и буквы ещё не все знает и читать толком не умеет.
— Ты на грани, Толя. Зинаида Юрьевна уже начала задавать ненужные вопросы. Тебе следует успокоиться прежде всего. Мне кажется, я учила тебя, что главное — это достоинство и выдержка, семья Ставицких должна быть всегда
