Через дорогу неслись братья Бандерасы, таща за собой за обе руки некоего господина, не видящего пути по причине надетого на голову горшка. Серый камзол, по которому густыми медлительными потеками расползалась сметана, показался Кантору подозрительно знакомым. В следующий момент мистралиец услышал весьма красноречивый шум, доносившийся из того самого переулка, откуда выскочили близнецы, и окликнул извозчика:
— Останови. Подберем ребят.
Из переулка, потрясая разнообразными тяжелыми предметами и суля непоправимые увечья чьим-то ребрам, лицам и прочим ценным частям тела, выбежали человек двадцать добропорядочных горожан, обляпанных синей краской, белой сметаной, свежими яйцами и не менее свежим навозом. Вдохновленные столь живописными обещаниями, братья поддали ходу, впихнули в экипаж своего спутника, вскочили на обе подножки и хором завопили:
— А теперь гони!
— И поскорее, — добавил Кантор.
Ольга, заметив сомнение в глазах извозчика, поспешила разъяснить:
— Это не воры. Я их знаю. Барды, жертвы неблагодарной публики. Гони скорей, золотой сверху.
Невзрачная лошадка рванула похлеще призового рысака, и вскоре разгневанная погоня скрылась из виду. Кантор постучал по горшку и поинтересовался:
— Гарри, это ты?
— Он, кто же еще, — живо откликнулся Хуан.
— Может, пора уж снять этот горшок? Если он не снимается, я могу разбить…
— Нет! — хором воскликнули близнецы с таким ужасом, что Кантор начал догадываться о причинах скандала.
— Хорошо, дома снимем. А за что вас бить хотели? Опять физиономия Гарри кому-то не понравилась?
— Ну вроде того… — протянул флегматичный Луис, переглянувшись с братом. — А куда мы едем?
— Ко мне, — кратко пояснил Кантор. — Уже почти приехали. Можете зайти, снять горшок, умыться… Не кататься же по городу с горшком на голове.
— Боюсь, отныне я именно так и буду передвигаться по вашему ненормальному городу… — уныло прогудело из-под злосчастной посудины.
Две почтенные соседки, встретившиеся им на лестнице, надолго потеряли дар речи, но в обморок все же не упали. Ольгу здесь еще помнили, и появление в компании господина с горшком на голове вполне согласовывалось с ее репутацией.
Предоставив добровольным спасателям продолжить свое благое дело самостоятельно, Кантор стащил сапоги и поплелся в комнату, на ходу роняя за собой шляпу, плащ и куртку. Пояс с оружием он все-таки бросил на ближайший стул, после чего рухнул на застеленную кровать. Ольга молча собрала его одежду, повесила на вешалку и поинтересовалась:
— Как ты себя чувствуешь?
— Уже лучше.
— Если хочешь спать, я уведу этих оболтусов куда-нибудь в другое место.
— Да подожди, мне же интересно, что там случилось.
Из ванной послышалось душевное ржание и предположение, что этот горшок можно было снять еще на улице, все равно под сметаной ничего не видно.
— Тогда, может быть, кофе сварить? — предложила Ольга. — Чтобы я могла отчитаться перед наставником, что его поручение выполнено и по хозяйству я тебе помогла.
— Если тебе не трудно. Кофе на кухне, там же, где всегда.
Пока гости суетились с мойкой, стиркой и приготовлением напитков, Кантор успел немного вздремнуть, окончательно избавившись от последствий приступа. Когда же суета закончилась и Ольга принесла ему кофе в постель, легко и без усилий проснулся. Гости перебрались в комнату, чтобы хозяину не пришлось покидать кровать, и наконец поведали, в чем было дело.
Умытый Гарри выглядел совершенно убитым, и рассказ его поминутно прерывался горестными охами, что не мешало жизнерадостным близнецам поминутно ржать, вспоминая веселое, по их мнению, приключение.
А началось все с того, что бедный переселенец, как и всякий нормальный человек, решил проехаться в общественном транспорте. Извозчик косился на экзотического пассажира с суеверным ужасом, но отказать в услуге не рискнул — клиент есть клиент, как бы он ни выглядел, а все же источник заработка. Все было бы хорошо, если бы в какой-то момент лошади не пришло в ее бестолковую лошадиную башку оглянуться. Когда бедная животина увидела, что сидит на месте пассажира, с ней приключился тяжелый культурный шок. Она издала нелошадиный вопль ужаса, встала на дыбы, задрала хвост и понесла. На беду по пути попался небольшой торговый перекресток, и обезумевшая лошадь не останавливаясь снесла несколько прилавков и тележек, оборвала упряжь и ускакала в неизвестном направлении.
Судя по тому, с каким выражением лица разгневанная молочница надела на голову виновника последний уцелевший горшок, живым он бы оттуда не ушел. Но, на его счастье, поблизости оказались близнецы, которые в момент погрома как раз собирались купить себе чего-то поесть. Видя, что дело принимает скверный оборот, они подхватили невезучего коллегу за руки и поволокли прочь из опасного места.
— Ребята, ну что вы все время ржете? — укоризненно заметила Ольга, когда Гарри умолк, огорченно щупая свои мокрые кудри. — У человека такая беда, а вам вот лишь бы поприкалываться!
— Ты не видела рожу торговца, когда сотня дюжин яиц взлетела в воздух! — простонал Хуан.
— Хорошо, что мы не успели подойти ближе! — добавил Луис. — Мы как раз их и хотели купить…
— Кому что, а лысому бантик! Вы лучше подумайте, что теперь делать бедному Гарри? Вчера добрая девушка Зинь его обрадовала своими подсчетами, сколько за него дадут на хинском невольничьем рынке, сегодня выяснилось, что от него лошади шарахаются…
— Я искал краску, — вставил Гарри, обращаясь персонально к Кантору. — Нигде не нашел.
— Какую краску? — заинтересовалась девушка, и чернокожий музыкант честно объяснил. После этого Ольга с таким подозрительным интересом покосилась на Кантора, что тот пожалел о своих благотворительных советах.
— Завтра сходим вместе, — пообещал он и, чтобы увести разговор от опасной темы, спросил: — Ольга, а где вы с наставником откопали такого хореографа?
— Этель порекомендовала, — охотно объяснила Ольга. — Она как-то заглянула в гости, спросила, как у меня дела, и, узнав, чем я занимаюсь, сосватала свою подружку. Расписала, какая она вся из себя замечательная и заслуженная, какой у нее опыт и талант… Забыла только уточнить, что дружат они с этой дамой с детства и лет ей столько же, сколько Этель.
— А сколько лет Этель? — хором встрепенулись близнецы и переглянулись с тревогой и даже некоторым подобием смущения.
— Восемьдесят один, кажется. Но Этель-то магичка, а мадам Бежар — нет. Я как представила себе, что маэстро Карлос в очередной раз изречет свое «театр — не богадельня»… Но с этим обошлось. Оказывается, она очень знаменитая балерина, и маэстро ее знает.
