– А это, значит, Настя, – сказал голос, – Настя, истребительница горгон, так?
– Читаете мои мысли, – ответила Настя, попеременно разглядывая обе «вещи» и все еще не понимая, с кем именно она сейчас разговаривает.
– Иногда, – согласился голос. Человек-невидимка в это время вливал в себя последние капли из второй бутылки, блондин в летнем костюме смотрел куда-то в сторону, и Настя могла отдать чью-нибудь голову на отсечение, что когда он произносил слова, то губы его не шевелились.
– Не холодно? – спросил Смайли. Он чувствовал себя в этой компании более уверенно, чем Настя; во всяком случае, он не стал торчать в дверях, а подошел к соседнему столу и вскарабкался на табурет. Настя предпочла держаться от обеих «вещей» подальше.
– Холодно? – переспросил голос.
– Костюм не по сезону, – сказал Смайли, и по этой подсказке Настя поняла, что гном разговаривает с блондином, то есть с тем, что в данный момент имело вид мускулистого блондина в дорогом костюме и в – о боже – летних сандалиях на босу ногу. Это при том, что дверь ресторана была приоткрыта и с улицы дул свежий весенний ветерок, и, насколько помнила Настя прогноз погоды по радио, сегодня никак не могло быть больше пяти градусов тепла.
– Разве? Ты уверен? – насмешливо поинтересовался голос. – А может быть, это вы слишком тепло оделись? Лично я взял эту копию в Майами, там сейчас все так ходят… Кстати, разве вы меня не узнали, Настя?
– Нет.
– Богатым буду, – сказал голос, и Смайли вежливо улыбнулся – краем рта, не шире. – Я думал, что вы меня узнаете… Ах да, все понятно, у вас не показывают этот сериал. Тогда сделаем вот так. – Блондин как будто вздрогнул, потом по нему пошла рябь, а потом фигура за столом перестала быть блондином в летнем костюме, она стала плотным мужчиной с обритым наголо черепом, и когда Настя поймала его взгляд, ей стало не по себе от излучаемой этими глазами сверхчеловеческой самоуверенности и в то же время обреченности… Но это было еще не все, потому что, как только трансформация закончилась, плотный мужчина щелкнул пальцами и немыслимым образом раздался во всех направлениях, став ростом не менее двух с половиной метров. Его сверкающий череп теперь почти касался потолка. – Так-то лучше? – спросил голос, и мужчина вытянул свои ноги, демонстрируя короткие армейские сапоги.
Настя не выдержала, присела за спиной Смайли и прошептала гному на ухо:
– Роберт, что это за…
– Это Люциус.
– И кто он такой?
– В данный момент – шут гороховый.
– Смайли, я ведь все слышу, – сказал голос. – Думаешь, это я делаю для собственного удовольствия? Я это делаю для вас. Или вам удобнее разговаривать с пустым местом?
– Ты мог бы придумать что-нибудь поинтереснее, чем копировать мертвых американских киноактеров.
– Мне нужно производить впечатление, Смайли. Увидев меня, ты должен остолбенеть от изумления. Или от страха, но страх – штука тонкая, у некоторых не выдерживает сердце. Поэтому приходится прикидываться трехметровым Марлоном Брандо или Аль Пачино. Такие вещи впечатляют, особенно гномов…
– Я не знал, извини. В следующий раз обязательно упаду на колени. Хотя с чего вдруг такое хобби – производить впечатление на бедного гнома? Ты хотел ему что-то сообщить?
– Кое-что передать.
– Передавай.
Фигура за столом качнула могучей головой, но тут раздался глухой стук, и по полу покатилась пустая бутылка. Сосед Люциуса исчерпал имевшийся на столе запас алкоголя и теперь маялся без дела; он стал беспокойно покачиваться на своем табурете, бросил быстрый взгляд на соседа и пробормотал:
– У тебя что-то с лицом…
– Спасибо, что заметил, – ответила из-под потолка увеличенная копия Марлона Брандо.
– А это кто? – спросила Настя Смайли, но тот пожал плечами.
– Это мой попутчик, мой старый знакомый, – охотно пояснил Люциус. – Мы с ним как Дон Кихот и Санчо Панса, Холмс и Ватсон…
– Бивис и Баттхэд… – подсказала Настя.
– Не знаю, не читал, хотя, судя по твоему тону, это нечто обидное. Возвращаясь к моему приятелю – Настя, а ведь ты с ним знакома…
– Разве?
– …но и его ты не узнала, а потому быть и ему богатым…
Настя насторожилась – среди приобретенных ею за последнее время знакомых немного было таких, с кем бы ей было приятно встретиться. Или точнее – таких практически не было. Филипп Петрович лежал в больнице, а больше…
– Пусть сначала отдаст мне мои пальцы, – раздался вдруг надтреснутый голос, и Настя узнала не по голосу, но словам.
– Иннокентий? – недоверчиво привстала она из-за спины Смайли. Человек с замотанным лицом никак не отреагировал, зато огромная фигура Марлона Брандо исполнила многозначительный кивок. – Я тебя не узнала с этим платком…
– Без платка ты бы его тоже не узнала. Несчастный случай на производстве. Я подобрал парня, когда тот валялся в какой-то канаве и весь дымился… Запах жареного мяса на рассвете – это нечто…
Человек с замотанным лицом отозвался на эту фразу неразборчивой, но эмоциональной тирадой.
– Ты хотел мне что-то передать, – напомнил Смайли.
– Спасибо, что напомнил, – иронично заметил Люциус. – Странное это чувство – когда исполняешь не свою волю, а лишь являешься посредником между двумя разными силами, каждая из которых полна ненависти, угроз, мстительных планов. Все это течет сквозь меня, и, надо вам сказать, я чувствую себя при этом прямо как сточная канава!
– Это было лирическое отступление, – сказал Смайли. – У меня аллергия на лирические отступления. Что там у тебя в руке?
– Конверт.
Громадная лапа Брандо оторвалась от поверхности стола, и Настя в самом деле увидела конверт.
– Ты теперь еще и почтальоном работаешь, – сказал Смайли, и Насте почему-то показалось, что гному не стоит так говорить, не стоит дразнить Люциуса, не стоит нарываться на ссору, потому что… Потому что в этом письме есть нечто важное, причем важное лично для нее, Насти. Ведь Люциус сказал, что будет беседовать именно со Смайли и с ней, ведь это он неспроста…
– Конечно же, это неспроста, и, конечно же, я отдам это письмо, – ответил ей голос Люциуса. – Несмотря на все эти жалкие гномьи попытки сострить. У гномов ведь нет чувства юмора, Настя. Ты не знала? Смайли, ты тоже не знал? Я удалил это чувство из прототипа, понятно? Я сказал Богу – ну пусть будет хотя бы одна раса без чувства юмора, чтобы всем остальным было на ком отвести душу. Пусть это будут мелкие волосатые кофейные наркоманы, которые копаются в земле, но даже не могут толком распорядиться тем, что в земле находят…
