— Конечно, — мелко затряс головой Шайал. — Раз уж они проведали, что ты тут, то наверняка подожгут дом. Но кто-то должен отвлечь внимание стражников, иначе они нас все равно нагонят.
В наружные двери ударили раз, другой, третий. Собравшиеся в зале гушкавары начали тревожно переглядываться. Ульчи тер кулаками заспанные глаза, с изумлением взирая на Мутамак, успевшую разжиться большим луком и мечом и намеревавшуюся, похоже, защищать своего воспитанника до последней капли крови.
— Яргай, выводи людей по Кривому переулку и постарайся наделать по дороге как можно больше шуму. Встретимся утром у Извоза. Тарагата, подожги дом, прежде чем следовать за нами. Шайал, твои родичи ушли?
— Я отправил их проверить, в целости ли ход, — прошамкал старик, не выказывая ни страха, ни сожаления по поводу грядущей гибели своего дома и всех хранящихся в нем богатств, хотя прежде казался Афарге не только скудоумным, но и крайне прижимистым. — Поторопись, госпожа, иначе будет поздно.
Глухие удары и скрежет возвестили о том, что стражники принялись ломать входную дверь.
— Ульчи, Мутамак, Эврих и вы трое, — Аль-Чориль ткнула пальцем в ближайших гушкаваров, — со мной. Веди, старик.
— Остальные — за мной! — рявкнул Яргай, вздымая над головой широкий и длинный, хищно изогнутый по мономатанскому обычаю меч. — Скоро здесь будет жарко, а нам самое время проветриться после выпитого!
В растерянности и даже в панике Афарга уставилась на Эвриха, потом на Тартунга:
— Как же так? Он — не с нами? Юноша протянул ей кванге и колчан с маленькими стрелами.
— Ах, да не надо мне этого! Я и без них…
— Скорее, скорее!
— Эврих, прекрати! Делай, что тебе говорят, и не спорь! — неожиданно тонким, не своим голосом взвизгнула Аль-Чориль, окончательно выведенная из себя успевшим ей что-то возразить аррантом.
— Скорее, госпожа, скорее! — Шайал, ухватил предводительницу гушкаваров за руку и тянул за собой. В спину её подталкивала Мутамак.
— Чего стоите? Бегом! — Эврих выхватил кванге и колчан из рук Тартунга и устремился за Яргаем.
Опешившая Афарга помедлила несколько мгновений, тупо глядя, как Тарагата окатывает стены зала чудесным пальмовым маслом, и бросилась вслед за аррантом.
В полутьме она не поняла, в какой из закоулков свернули Аль-Чориль, Мутамак, Ульчи, Шайал и сопровождавшие их гушкавары, но это её ничуть не смутило. Разбойница, Ульчи и все прочие перестали её интересовать, как только она поняла, что Эврих идет не с ними, а с Яргаем, с Тартунгом, с ней. Он сделал выбор и теперь, если им удастся выбраться из этой передряги, уже не вернется к Аль-Чориль. Огромный огненный шар вскипел в её груди, и ей захотелось во весь голос смеяться, кричать и плакать от счастья.
Петляя по коридорам, минуя проходные комнаты и поднимаясь по лестницам, они в конце концов добрались до западной, самой высокой части «Дома Шайала», выходившей в Кривой переулок. По дороге они несколько раз слышали крики и удары топоров. Присоединявшиеся к ним гушкавары докладывали Яргаю, что стражники пытаются проникнуть в здание одновременно с нескольких сторон. В ответ на это предводитель их маленького отряда велел замыкающим опрокидывать масляные светильники на стены — огонь собьет приспешников Кешо со следа Аль-Чориль, а им самим, что бы ни случилось, обратного пути все равно нет.
Дощатые, тростниковые и бамбуковые стены мгновенно вспыхивали, и, когда они добрались до потайной двери, дом был уже окутан черным, смрадным дымом. У ведущей наружу двери гушкавары замешкались, готовясь к бою, — у Яргая не было сомнений, что в Кривом переулке их ожидает встреча со стражниками. Не найдя тщательно замаскированную дверь, они не стали крушить стены соседних жилищ, плохо представляя себе, вероятно, где именно кончается «Дом Шайала», но едва ли оставили переулок без наблюдения. Пока Яргай наставлял гушкаваров, Эврих поманил к себе Афаргу с Тартунгом и, когда те склонились к нему, тихо промолвил:
— Посланец Иммамала ожидает моего решения в «Приюте рыбака». Полагаю, сейчас самое время покинуть Город Тысячи Храмов. Если вы согласны со мной, а случай нас разъединит, пробирайтесь туда.
— Надеюсь, это последняя услуга, которую ты оказываешь семейству Газахлара? — поинтересовался Тартунг, и Афарга вдруг поняла: аррант отказался идти с Аль-Чориль потому, что боялся, как бы призванные Амашей колдуны не обнаружили его местонахождение с помощью украшенного изумрудом перстня. Стремясь покинуть Мванааке, он прежде всего думал о безопасности дочери Газахлара, о том, что может невольно навести на её след подручных Душегуба. То есть он, наверно, и так бы принял предложение Иммамала, но нападение стражников положило конец его колебаниям. Эврих торопился покинуть Ильяс ради неё самой, а она-то, дурочка, подумала…
Да полно, какая разница, кто что подумал и какими чувствами руководствуется её любимый? Главное — он свободен и зовет её с Тартунгом в путешествие. В Саккарем. Он не желает оставлять своих товарищей в стране, где вот-вот вспыхнет мятеж, и этого довольно. Все остальное будет зависеть от нее.
Афарга рассмеялась, Тартунг глянул на неё как на помешанную, Эврих ободряюще улыбнулся им, и тут Яргай растворил ведущую в переулок дверь.
Гушкавары высыпали из «Дома Шайала» и устремились по узкой и неровной, едва освещенной лунным светом улочке, зажатой между громоздящимися друг на друга хижинами, в сторону Закатных холмов. Они прекрасно знали все окрестные перелазы, щели и закоулки и растворились бы в ночи, подобно теням, если бы за ближайшим поворотом их не окликнул привыкший отдавать приказы голос:
— Кто такие? А ну стой на месте!
— Бей! — рявкнул Яргай.
Засвистели стрелы, лязгнули мечи, послышался топот множества ног. Вопли приверженцев Кешо слились с яростными криками гушкаваров. Пронзительно запели дудки стражников, призывавших товарищей на подмогу.
— Аль-Чориль может быть довольна — без шума не обошлось, — с дрожью в голосе пробормотала Афарга, тщетно тараща глаза, дабы понять, где тут свои, где чужие.
Страшный ночной бой кипел вокруг нее, словно штормовое море. Лязг стали, призрачные блики лунного света, вспыхивавшие на мечах и наконечниках копий, стоны раненых, хрип умирающих и чадный дым от горящего «Дома Шайала» что-то сдвинули в её сознании. Мир утонул в кровавом тумане, сердце сковал животный ужас, уже испытанный ею прежде, при виде несущихся в атаку слонов. Но тогда — если не считать помрачения, накатившего на неё в «Птичнике», — это был её первый бой. Теперь же, сделав чудовищное усилие, она все же совладала с собой. Отступила слабость: сердце уже не екало и не замирало, но гнало кровь по жилам мощно и ровно. Алая мгла рассеялась, страха как не бывало. Сцепив зубы и упрямо наклонив голову, Афарга выхватила кинжал и кинулась в гущу сражения.
