— Сзади? — Ольга успешно изобразила ужас обреченной жертвы, хотя дверь за ее спиной захлопнулась как-то гулко и неприятно.
— И сзади тоже. Что ж, по-твоему, если достойному кабальеро попадается в темном коридоре беспомощная девица, то он изнасилует ее только один раз?
— По-моему, она ему и одного раза не даст, — мстительно заявила Ольга. — А сразу врежет кружкой по башке. По чьей-то нездоровой контуженой башке. Я так и знала, что к этому все идет!
— К чему? — уже обычным голосом переспросил Диего, уверенно направляя ее в сторону лестницы.
— К тому, что сначала ты меня вроде как пригласишь в гости, потом напоишь, потом уведешь в укромный уголок и начнешь лапать, а потом я проснусь в твоей постели!
— Нет, ну если этот вариант тебе нравится больше, чем темный коридор со скелетами, то я только рад. Потому что никаких скелетов у меня, честно говоря, нет… Постели, наверное, тоже, но, если понадобится, ее организовать проще. Представляешь, сколько хлопот — призывать пауков, чтобы затянули коридор паутиной, потом выкапывать всех, кого только сегодня закопали, высушивать до скелетов, расставлять по углам… Тебе точно не хочется скелетов?
— Постели мне тоже не хочется. Но если у тебя ее все равно нет, то куда мы идем?
— Для начала куда-нибудь подальше от его величества. А там… Я сам не знаю. Я в замке еще не был, хочу посмотреть, как тут теперь. Вот, например, этажом выше была папина лаборатория. Хочешь, посмотрим, что от нее осталось?
— Вряд ли что-то вообще. Здесь ведь после него жили другие люди. Охота тебе расстраиваться?
— Так что теперь, и не смотреть вовсе, чтобы не расстраиваться? Все равно ведь придется. Или тебе лень подниматься по лестнице?
— Не лень, а неохота лазить по твоему пыльному жилищу. Ой, ну вот, я уже испачкалась…
— Тогда заходи вот сюда. — Диего толкнул дверь. — Здесь не пыльно и даже есть где присесть.
Маленькая, но чистая комната показалась Ольге невероятно уютной, несмотря на полное отсутствие мебели. Вместо мебели на полу лежали шкуры — самые настоящие и совсем не пыльные, как будто их действительно регулярно пылесосили.
— Когда я был маленьким, это была моя комната, — продолжал Диего, усаживаясь на самую большую шкуру. — Тогда она казалась мне огромной. Но отчего-то мне всегда было хорошо здесь. Именно в этой комнате. Потому я и попросил, чтобы ее прибрали. Может, я здесь переночую.
— Так вот почему здесь чисто, — догадалась Ольга. — А шкуры здесь тоже были?
— Нет, шкуры мы конфисковали у разбойничков. Они в кладовке с награбленным лежали, упакованные, в мешках. На них так здорово валяться, особенно зимой. Никогда не пробовала? Хочешь попробовать? — Он осторожно улегся на спину и похлопал по мохнатому бурому меху.
— Я так верю. Диего, неужели ты не понимаешь, что это все просто смешно?
— Местами смешно, — с готовностью согласился мистралиец. — Если, конечно, мы говорим об одном и том же. А местами раздражает. Неужели ты до сих пор злишься на меня за то несчастное письмо, которое я позабыл выкинуть спросонок?
— Я не злюсь на тебя.
— Ты просто меня больше не любишь?
— А это уже нечестно!
— Почему нечестно? Можешь спросить меня то же самое, и я тебе тут же отвечу. Можешь даже эльфа еще раз позвать, чтобы подтвердил.
— Ты обиделся, что я не поверила тебе на слово?
— Да. Но несильно и ненадолго. Я же понимаю, кто виноват в том, что ты перестала верить людям на слово. Только вот я-то тебя не обманывал.
— Ты от меня сбежал. И не пожелал возвращаться, когда тебя звали обратно. Ведь тебя звали! Тебе говорили, что я все равно тебя жду! Но ты не захотел! Ты подождал, пока я вдосталь наплачусь, успокоюсь, начну новую жизнь, — и только тогда явился! Как нарочно! Чтобы поиздеваться!
— Я не нарочно, — возразил он, продолжая пялиться в потолок. — Так получилось.
— Как — получилось? Сначала ты не хотел меня видеть, а потом вдруг захотел? И как раз тогда, когда обнаружил, что проклят?
— Да нет, раньше… когда понял, что не умру. Только я хотел сначала разобраться с проклятием, а потом уж возвращаться и просить прощения… кто же знал, что это окажешься ты!
— Он еще и умирать собрался! — сердито проворчала Ольга.
— А говоришь, не злишься. Послушай, я по твоей милости имею не меньше неприятностей, но я же на тебя не злюсь!
— Я так и знала, что ты это подумаешь! Диего, я не говорила Артуро ничего о тебе! Я не знаю, где он это узнал! Но точно не от меня! Чем хочешь могу поклясться!
— Я тоже могу поклясться чем хочешь, что вернулся не из-за проклятия. Но… либо мы просто поверим друг другу, либо нам уже никакие клятвы не помогут. И зависит это только от одного. От вопроса, на который ты мне так и не ответила.
— А потому что вопрос — нечестный!
— Что же в нем нечестного? Вопрос прямой и недвусмысленный. Да или нет?
— А может, я не готова ответить!
Диего скорбно вздохнул и поведал потолку:
— Нет, надо было все-таки поискать темный коридор… Тогда бы сия девица не мялась и не жевала сопли, опасаясь меня обидеть. Кружка в лоб — самое доходчивое «нет», какое только можно придумать. Ольга, ну в самом деле, ты же не думаешь, что я застрелюсь или в окно выброшусь?
— А что ты сделаешь?
— Уеду и стану героем.
— Не смеши меня. Кому нужен инвалид в команде?
— Это будет уже не твоя проблема, согласись.
— Как это не моя, если ты из театра уйдешь?
— Конечно, не твоя. Это будет проблема Карлоса, но он меня поймет. И вообще мы опять рассуждаем об абстрактном, а ты мне так ничего и не ответила.
— А ты не дави на меня!
— Да кто на тебя давит? Я лежу смирно, никого не трогаю. Хочешь — ложись рядом, хочешь — вставай и уходи. Хотел бы я на тебя надавить, знаешь, что бы я сделал?
— Вот только не надо опять про темный коридор!
— Сдался мне этот коридор, тут и так уже почти темно. И страшно. А вдруг ты меня сейчас как схватишь…
— Диего, перестань паясничать! Вот как раз сейчас мне совершенно не смешно! Я не знаю, что делать!
— Делать надо то, чего тебе хочется. Любовь или есть, или ее нет. А всякая там жалость, самопожертвование, этика и порядочность — это из другой сказки. Просто скажи сама себе — чего ты хочешь? И сделай это, не оглядываясь. Или тебе помочь?
— Как?
— Очень просто. — Он приподнялся, придвинулся ближе и, наконец, посмотрел в глаза. — Этот способ удобен тем, что не требует от тебя ни слова. — Негромкий шепот, нежное касание губ… И самые уютные на свете объятия… — Одно движение рук — обнять или оттолкнуть. И не надо ничего объяснять.
«Интересно, — подумала Ольга, мягко растекаясь по мохнатой шкуре и привычно нащупывая шнурок в его волосах. — Нашлась ли хоть одна женщина, которая оттолкнула?»
