Однако договорить Леонтий не успел, так как неподалеку от него прямо на крышу бухнулось что-то очень большое и слегка отдающее перегаром. Даже при скудном ночном освещении можно было разглядеть, что это какой-то большой зверь с тремя головами на длинных шеях.
— Дракон! — только и смог вымолвить Беовульф. — Ну, вы даете!
— Что? Где дракон?! — в ужасе завопили рыцари, а громче всех — Фердинанд и Леонтий.
— Ну вот, я же говорил, всех перепугаем, — густым басом произнесла правая голова нежданного гостя.
— Надо было опускаться где-нибудь в сторонке, — высоким девичьим голоском отвечала средняя голова.
— Хорошо что хоть куда-то приземлились, — приятным баритоном заметила левая голова. — В такой темноте летать — сплошная глупость. Как ты считаешь?
Последний вопрос относился к человеку, сидящему на спине трехголового чудища — в суматохе ни него никто не обратил внимания.
— Ба, да это же мой лучший друг! — радостно взревел Беовульф, да так, что у всех присутствующих даже уши заложило. — Господа, не пугайтесь, к нам прилетел уважаемый колдун Чумичка. Ну, я вам рассказывал, тот, кто помог нам извести князя Григория. A существо, которое вы приняли за дракона, всего лишь его волшебная лошадка.
— Ничего себе лошадка, — проворчал из-за трубы Фердинанд.
— Обыкновенная летающая и трехголовая лошадка, — уверенно продолжал Беовульф. — Или я не прав?
— Я тебе покажу лошадку! — вдруг взъярилась правая голова. — Щас как дыхну…
— По-моему, если любой из этих славных рыцарей дыхнет, то итог будет такой же, — ехидно пропищала средняя голова.
— Пьянство — враг человечества, — с важностью заключила левая.
— A я все равно дыхну, — упрямо заявила правая голова. — Пущай узнают, что я за лошадка!
— Погоди, Полкан, не надо, — вступился Чумичка. — Господа, это, конечно, никакая не лошадь, а Змей Горыныч. Но не бойтесь, он не кусается.
— Еще как кусается, — не унималась правая голова. — Это ж надо ж — лошадь!..
— A по-моему, лучше уж быть лошадью, чем таким чудищем, — вздохнула левая голова. — Правда, княжна?
— A ну вас к лешему, — проворчала средняя. — Пустые разговоры…
Оставив Горыныча перебраниваться между собой, Чумичка отвел Беовульфа в сторонку.
— Но на самом деле это даже не Змей Горыныч, — тихо сказал колдун. — Только об этом никто не должен знать. До поры до времени.
— A кто же? — вполголоса удивился Беовульф.
— Три человека, заколдованные много лет назад злодеем Херклаффом по заданию князя Григория. Та голова, что справа — белопущенский воевода Полкан. Слева — боярин Перемет. Оба были ярыми врагами Григория.
— A посередине?
— A посередке — княжна Ольга. Дочка князя Ивана Шушка и жена Григория.
— Вот оно что, — удивленно протянул хозяин. — То-то боярин Василий чего-то намекал насчет судьбы Ольги… И что же, теперь им до скончания веков оставаться в такой образине?
— Я много думал, как их расколдовать, — сокрушенно вздохнул Чумичка, — но пока что никак. Здесь пес Херклафф накрутил, пожалуй, еще потемнее, чем даже с Марфой… A кстати, чего там слышно от Ивана-царевича — не расколдовал он еще княжну-лягушку?
— Он вернулся поздно вечером вместе с боярином Василием и с Гренделем, но все трое такие усталые и промокшие, что я не стал даже расспрашивать, — ответил Беовульф. — Однако никакой княжны с ними не было, это точно.
— Ну ладно, подождем до утра, — проворчал Чумичка. — Можно пока Горыныч у тебя на крыше побудет? Умаялся, бедняга, покамест сюда летели.
— Да на здоровье, — радушно махнул рукой Беовульф. — Ты не гляди, что все обветшало, строилось-то на века!
A Змей Горыныч уже вовсю храпел, свернувшись калачиком, будто кот, возле теплой трубы.
* * *Грозный Атаман со своей шайкой сидел в засаде в придорожных кустах и поджидал очередную жертву. Один из разбойничков, отличающийся отменным слухом, лежал на дороге, приложив ухо к земле.
— Ну, что там? — то и дело нетерпеливо спрашивал Соловей. — Уж три дни никого не грабили, куды ж это годится?!
— Тише! — крикнул слухач. — Кажись, едет.
— Всем приготовиться! — взвизгнул Петрович. — Сейчас будем грабить и убивать. — И, спохватившись, добавил: — Токмо справедливости ради.
— A насиловать будем? — сладострастно спросил долговязый разбойник в дырявом кафтане с чужого плеча.
— Цыть! — прикрикнул Петрович. — Мы не насильники какие, а того-этого. Ради всеобщего счастья и все такое, чтобы, понимаете, все равны.
— За стирание граней между сословиями, — поддержала атамана девица в мужских сапогах и цигаркой в зубах.
— Ну все, хватит пустых разговоров, — Петрович извлек из-за пазухи пару ржавых кухонных ножей. — Всем приготовиться, а то получится опять как в прошлый раз!
— Так ведь и в прошлый раз никого не насиловали, — безнадежно махнул рукой длинный разбойник, но тут из-за поворота выскочила позолоченная карета, запряженная тройкой белых коней. Слухач едва успел соскочить с дороги.
Петрович со всей ватагой выскочили из кустов и окружили карету.
— Сейчас, сейчас будем грабить и убивать, — сладострастно бормотал Петрович, пробираясь к двери кареты, пока его подчиненные держали за уздцы коней.
— A насиловать опять не будем, — горестно вздохнул длинный, обыскивая карманы кучера.
Дверь приоткрылась, и из кареты выглянул некий господин в богатом кафтане, кожаных перчатках и в широкополой шляпе с пером, надвинутой на самые глаза, так что виднелись лишь концы длинных усов.
— Видать, богатенький, — радостно осклабился Грозный Атаман. — Ну, наконец-то будет нам славная пожива… A насиловать не будем, — на всякий случай прикрикнул он на длинного разбойника.
— Что вам угодно, господин? — учтиво осведомился обитатель кареты негромким, чуть мурлыкающим голосом.
— Господа все в Царь-Городе, — грубо ответил Петрович. — Грабить буду, понятно?
— A, понятно, понятно, — радостно закивал богатый господин. — К вашим услугам. — C этими словами он элегантно скинул перчатки, а затем вежливо приподнял шляпу. На Петровича глядела огромная морда белого кота.
Соловей завопил благим матом и кинулся было наутек, но когтистая лапа кота намертво вцепилась ему прямо в нос.
— Спасите! На помощь! Убивают! — пуще прежнего заголосил Петрович, но верных разбойничков, конечно же, рядом не оказалось — все они предусмотрительно рассыпались по кустам.
От собственного вопля Петрович проснулся. Рядом с постелью стоял князь Длиннорукий со свечкой в руке, а другой рукой он тряс Петровича за плечо. Меж тем комната Петровича наполнялась королевскими слугами.
