Глава 5. В город на паро-коне
— Слыхали? Вы виноваты, Михал Михалыч, вам и отвечать! — раздался рядом торопливый говорок.
— Дык без надобности они тут зовсим, для порядку стоят! — прогудел в ответ густой, рявкающий бас, от звука которого Митя чуть не вылетел из седла. — От колы батько мой, Михал Потапыч, зовсим малым был, ногайская орда в степях озоровала: стада городские угоняли, случалось, девок фабричных утаскивали — ищи их потом в степи по кибиткам… От тогда да, с тех башен ногайцам прикурить давали. А зараз с той стороны яка опасность? Хиба шо начальство понаедет…
Отец и Митя медленно обернулись.
У обочины дороги их поджидали трое, верхами. Даже Митя, не великий знаток статей обычных, не паровых, коней, оценил лошадок этой троицы — и насколько лошади подходят всадникам. Поджарый жандармский офицер в свежем, с иголочки, мундире восседал на нервном текинце — конь перебирал тонкими ногами и косил хищным глазом на робко кланяющихся прохожих. Коня, вроде того, что под вторым всадником, Митя видал разве что на эскизах к будущей картине г-на Васнецова с тремя богатырями. Если бы конь не тряхнул гривой, отгоняя слепней, Митя и вовсе решил бы, что это выставленная у дороги каменная статуя. Конь был огромен: крутые бока, широченная спина, копыта, как суповые тарелки. Коня было жалко — с усталой покорностью он нес на себе громадного всадника. Казалось, даже спина богатырского тяжеловоза прогибается под его весом. Казачий мундир, сукна на который понадобилось вдвое, если не втрое больше, чем на обычный, обтягивал широченные плечи, физиономию покрывала короткая жесткая борода чуть не до глаз. Впрочем, из-под густых, как щетки, бровей выглядывали хоть и маленькие, но веселые и добродушные глазки, а плечи лохматый богатырь сутулил, точно извиняясь и за размер свой, и за мощь. Рядом с этими двумя третий, ничем не примечательный всадник с прилизанными волосами и сереньким личиком, терялся, хоть и пытался выпячивать грудь и подавать вперед мелкую мышастую кобылку.
— Его высокоблагородие — начальство и есть, и оне-с вами недовольные! — по-бабьи визгливо выпалил этот третий.
— Э-э… Для начала, хотелось бы знать, кем именно я недоволен, господа? — вымученно улыбнулся отец. Кто эти трое догадаться не сложно, но ему требовалась пауза: было неприятно, что у ссоры с сыном оказались свидетели. Митя и вовсе отвернулся, впрочем, с любопытством поглядывая на троицу искоса.
— Так Михал Михалычем же! — аж подпрыгнул в седле серенький. — Его башни, ему и…
— Его высокоблагородие попросил нас представиться. — хмыкнул жандарм и с щегольской небрежностью кинул руку к козырьку. — Начальник губернского жандармского управления ротмистр Богинский, Александр Иванович. Неблагонадежные лица, анти-правительственные кружки, оскорбление величия и чести, иные злоумышления против державы и государя императора, это все мои заботы.
— Ну той… войсковой старшина Катеринославской паланки Азовского казачьего войска. Потапенко. Михайло Михайлович. — смущенно ерзая в седле, отчего коня клонило то вперед, то назад, как дерево в бурю, прогудел богатырь. — Порубежники мы, охрана. От цих… находников варяжских. Порт, склады, особливо железные, дюже для них лакомый кусок! Вот мои казачки, значится, вдоль всего Днепра в башнях-то и караулят.
Митя поглядел на него с любопытством. Варяжские находники, официально именуемые вольным виталийским братством, были бичом северных морей, и продолжалось это уже лет пятьсот[1]. Деревянные драккары сменялись паровыми, но корабли с драконом на носу, как и встарь возникали словно из ниоткуда у прибрежных городов, и налетали, убивая и грабя, увозя товары, и даже людей. Их база — остров Готланд — давала отпор даже объединенным флотам северных держав, а их секрет — каким образом они каждый раз ухитряются подобраться к самому берегу — так и оставался неразгаданным. Вот и держали в северных королевствах башни с паропушками и гарнизоны, готовые встретить варягов-виталийцев, если те проскальзывали мимо патрульных канонерок. Такие же башни Митя видел и в Петербурге, и на побережье Финского залива, только служили в них императорские лейб-гвардейцы. И хотя последняя попытка витальеров прорваться в столицу случилась еще во времена Крымской войны, выглядели те башни не в пример лучше. Митя еще раз окинул запущенные башни насмешливым взглядом… заставив громадного Михал Михалыча торопливо забормотать:
— Предыдущий губернатор ци башни, на въезде-от, навить снести хотел, ну так снос — он тоже грошей стоит. Вот и отправляем дежурить хворых да проштрафившихся… и не вылезуть они звидты до конца свого никчемного життя! — возвысил он голос, одаривая зверской гримасой торопливо натягивающих мундиры стражников. — А справжние башни у нас на берегу, хучь зараз поехать можем, вы уж не сумлевайтесь, ваше высокоблагородие!
— Да погодите вы с башнями! Сами представились, другому дайте! Позвольте отрекомендоваться, Мелков, Феофан Феофанович! — серенький выслал коняшку вперед, словно пытаясь задвинуть богатыря-казака за спину. Учитывая разницу в размерах, выглядело это будто мышь пытается заслонить гору — казак нависал над макушкой Мелкова и «выпирал» с боков. — Имею честь возглавлять здешнюю железнодорожную жандармерию. Железной дороги, так сказать, в полном объеме еще не имеется, но жандармерия уже — да-с! За порядком среди проезжающих бдим-с!
— Имел удовольствие наблюдать. — бесстрастно кивнул отец. Невозможно было понять — хвалит он или упрекает, но Мелков ощутимо занервничал.
— Меркулов, Аркадий Валерьянович, коллегии советник, начальник новосозданного губернского Департамента полиции. — кивнул отец.
— Та мы знаем. — прогудел Потапенко, продолжая смущаться — флегматичный до безучастности коняка терпеливо сносил его ерзанье. — Чого б мы иначе туточки торчали?
— Вечно вы, Михал Михайлыч… — немедленно накинулся на него Мелков.
— Тише, Фан Фаныч. — оборвал «железнодорожника» жандарм и перевел взгляд на Митю.
— Сын мой, Дмитрий. — с явным облегчением представил отец.
Митя мысленно обревизовал свой внешний вид — автоматон блестит, кожаный плащ скрывает все недостатки одежды — и поклонился, старательно копируя поклон младшего князя Волконского на конной прогулке вдоль Невского. Край глубокого автоматонного сидения немедленно врезался ему в живот, но выглядело, сдается, весьма бонтонно.
— А также мой управляющий, Свенельд Карлович Штольц и его брат, Ингвар. — указывая на остановившуюся неподалеку паротелегу, закончил отец.
Троица раскланялась в ответ: жандарм снисходительно, старшина — расплывшись в широчайшей улыбке, от которой борода разошлась в стороны, как распахнутые крепостные ворота, а «железнодорожник» даже слегка подобострастно.
— Мы знакомы. — жандармский ротмистр едва заметно кивнул. — Правда, раньше мы знали Свенельда Карловича в несколько ином статусе. — и двусмысленно усмехнулся. Глядел он на старшего Штольца… точно как приближенные нового государя Александра III Даждьбожича на соратников государя предыдущего. Прикидывая, достаточно ли те ослабели уже, чтоб сожрать, или сильна еще старая гвардия, лучше поостеречься.
Свенельд Карлович склонил голову в ответ — на лице его не дрогнул ни единый мускул. Зато Ингвар как всегда вспыхнул и уставился на жандарма негодующим взором. Ну что с ним сделаешь, разве можно поддаваться на такие простейшие провокации? Митя едва заметно шевельнул рукоять автоматона — паро-конь клацнул, переступил с ноги на ногу… и чуть-чуть развернулся. Насмешливый взор жандарма вместо красной физиономии Ингвара уставился на железный конский круп. Из-под задранного хвоста курился тонкий белый дымок.
Жандарм даже слегка вздрогнул и вскинул изумленный взгляд на Митю.
«Очень, очень надеюсь, что уж я-то невозмутим! Любезность, благожелательность, непроницаемость. Любезность, благожелательность…»
— А мы вот… встретить вас решили, ваше высокоблагородие! — ничего не замечая, продолжал частить Мелков. — Приветственный адрес заготовили — вся железнодорожная служба подписалась. — он засуетился, извлекая из притороченного к седлу кожаного планшета роскошный бархатный альбом, открыл и внушительно прокашлявшись, приготовился читать.
