Сербы, несмотря на наступившую зиму, стекались десятками и сотнями со всех сторон, глотнув в Черногории пьянящего воздуха свободы, и присягая царю Стефану целыми селениями. Однако Алехан не собирался бросать на убой совершенно необученных повстанцев, пылавших жаждой отмщения туркам за недавнюю резню.
Генерал разбил пять тысяч инсургентов на восемь батальонов. Затем расформировал Которский полк, распределив всех обученных и обстрелянных сербов по ротам — на каждую пришлось по два десятка уже достаточно опытных солдат. А командование поручил русским офицерам и сержантам — теперь в марте можно будет перейти в наступление всеми имеющимися силами, и для начала освободить окрестные для черногорцев сербские селения и распространить пламя восстания дальше.
Видя разгром турок, зашевелились и рагузцы, прислав тайную делегацию. «Республика» обещала, что воевать на стороне османов не станет, а о всяких демонстрациях со своей стороны, что будут предприняты по прямому приказу султана, станет извещать заблаговременно. Да и помощь разными припасами будут оказывать тайно, и обо всем, что будет происходить в Боснии и Герцеговине сообщать незамедлительно.
Алексею Григорьевичу такое двуличие пришлось только по нраву — обманщик по жизни, граф умел ценить чужую хитрость…
— Весело вы тут живете, — вздохнул вице-адмирал, когда долгий рассказ генерала был окончен. — И каковы наши дальнейшие действия? Государь настоятельно посоветовал мне в войне на суши прислушиваться к вашим советам, граф.
— Князь Долгорукий прибыл позавчера из Венеции, Григорий Андреевич. Привез инструкции от государя Иоанна Антоновича для действий эскадры и десанта, коим приказано командовать мне. Вот они — прочитайте их внимательно, господа…
Глава 10
Бока-Котор
Посланник императора Иоанна Антоновича
бригадир и кавалер
князь Юрий Долгорукий
вечер 28 января 1768 года
— Знаешь, граф, ты меня ловко провел с этим самозванцем. Я ведь Петра Федоровича только два раза видел воочию, да имел с ним одну беседу, на которой ты присутствовал. А ведь поверил тогда, что он того, «воскрес» — уж больно убедительно выглядел, прохиндей!
— Ты такие слова не то, чтобы вслух, мысленно никогда не произноси, князь! Поверь, его замыслы я только сейчас начал понимать, и то не разумею порой, что самодержец наш измыслил. Ладно, надо новую бутыль вскрыть, а то сухая лодка… тьфу, ложка рот дерет!
Алехан усмехнулся, Юрий Владимирович поймал его взгляд — крепко выпившего человека. Затем Орлов взял своей лапищей штофную бутылку зеленого стекла, с нескрываемым удовольствием на лице посмотрел на раскрашенную этикетку. Непривычную, яркую — подобных картинок никто никогда не видел, если не брать в расчет папиросную пачку, с точно такой же раскраской и надписью — «Царские».
— Его императорское величество понимает толк и в водке, уж больно забористая, и в духовитом табаке. С ним вообще все ладно — теперь не нужно трубку набивать, да чубук постоянно чистить. А тут картонный мундштук пальцами смял, и кури на здоровье. Так, а этот штоф мы сейчас вскроем быстрее, чем прежний, ужо приловчился.
Алехан быстро раскрошил сургуч своими крепкими пальцами, и, ухватив пробку зубами, вытащил ее из горлышка бутылки. Налив до четверти глиняные кружки, непринужденно ухватил пальцами горсть соленых оливок из чашки, прожевал и выплюнул косточки.
— За здоровье царя Иоанна Антоновича!
Юрий Владимирович, хоть и плыло у него перед глазами изрядно, но за такую здравницу выпить нужно было обязательно. Быстро опорожнив кружку, он ножом зацепил изрядный кусок окорока и принялся грызть. Орлов не менее непринужденно удовольствовался жареной бараниной — беря жирные куски пальцами прямо с блюда.
— Слушай, тебе так скажу — самозванец его рук дело! Я ведь сюда сбежал в поисках убежища, прибыл — а тут он уже витийствует и людей лечит. Причем, Войновичи из Бока-Котора сразу же мне… Ладно, о том не будем. Гнездо, короче, уже тут было… Знал заранее Иоанн Антонович, за год, что здесь Петр Федорович появится и приказ отдал — ни в чем препон ему не чинить и под опеку взять, всячески помогая и защищая. Вот так!
Алехан плеснул в кружку водки и жахнул ее как воду. Его лицо побледнело, страшные шрамы на нем отчетливо проявились — граф трезвел прямо на глазах. Да и сам князь Юрий Владимирович ощутил как алкогольная муть, что плавала перед глазами серой пеленой, стала исчезать — он даже тряхнул головою, чувствуя, что сам трезвеет, а стекляшки мозаики начали складываться в картину.
Теперь многое стало выглядеть иначе!
— Да, пошли дела, — задумчиво пробормотал Юрий Владимирович. — Я ведь когда прибыл в Венецию, ожидал чего угодно, но увидел там графа Шувалова, что с дожем весьма любезно общался, будто старый знакомец. Мы тут с тобою преведитора ломали, думали о том, что венецианцы флот пришлют для наказания, а вышло…
— Ага, нескладно вышло. Я сразу заподозрил — слишком легко которцы нас приняли, а четыре сотни кондотьеров присягу охотно дали! И три с половиной тысячи солдат, что должны были самозванца изловить, почему то в Превезе оказались, в Эпире вместо Черной горы. Граф Шувалов, значит, к дожу вхож, глава 3-го отделения его канцелярии, сам кабинет-министр. Как интересно… И что разрешено было?
— Ты сам прочитал — Венеция отдает часть северной Далмации нам, и Бока-Котору. Весь Эпир с Корфу и мелкими островами! Понимаешь — отдает сразу, как мы только Морею для нее захватим! И еще им Крит должны помочь раздобыть…
— Хитро задумано, — пробормотал Алехан, уставившись на глиняные блюда. И поводил над ними пальцами, выбирая закуску. Остановился на кусках жареной рыбы и живо обглодал один, оставив белеть косточками хребет. Затем хищно ощерился:
— Венеция медленно подыхает, как та старая лошадь — что тащить уже не может тяжелый воз. Полвека тому назад она с турками за Морею схлестнулась и ее потеряла. И Эпир с Бока-Котором на очереди были — османы рано или поздно их все же захватили бы, вопрос только времени, причем вряд ли долгого. А на Далмацию нацелились австрийцы, не скрывают своего интереса, цезарцы…
Орлов взял бутылку и щедро плеснул в кружки водки. Русские аристократы дружно выпили, не чинясь, позабыв о хороших манерах, загребли пальцами солеными оливками — самая дешевая в этих краях закуска, как раз для обычных людей.
Привыкли к горьким сливам не сразу, но привыкли!
— Да и саму Венецию имперцы захватят, лет через тридцать, не больше — она давно вся сгнила изнутри, и не то, что владения свои, себя защитить уже не может, силушки то не осталось. А потому спасителя ищет, как та старая проститутка! Что еще имеет хорошее приданное, и за человека с положением замуж хочет выйти! Или хотя бы взять его на содержание, или самой в содержанки к нему пойти! Чтобы ее имущества добрые соседи не лишили, а потом шлюхой в бордель не определили!
Князь хрюкнул от едва сдерживаемого смеха — Алехан Орлов чисто по-военному рубанул, как оно все есть. Затем граф с умилением посмотрел на водку — князь подумал, что здоров пить средний из братьев. И водка «Царская», в отличие от «царской», коей потчевали государственных преступников, ему явно понравилась. И тут Алексей Григорьевич икнул, подтверждая княжеские мысли.
— Знает толк, государь, в сем напитке — чиста аки слеза, на анисе настояна с цитроном, судя по запаху, и медок в нее добавлен. Забориста, разум то туманит, то проясняет. Благородный напиток, как раз для нас — не то, что местная ракия, вонючая и мутная, что надоела мне до жути, как и потасканные гречанки в борделе!
Кружки снова были налиты — по чарке, не больше. Водка дружно выпита, а на закуску пошли оливки. Есть больше аристократы не хотели, а потому задымили папиросами.
— Венеция нам отдает то, что сама защитить не в силах — дож хорошо понимает, что цезарцы и османы его как кашу ложками есть будут. Вот государю и отдает Далмацию с Эпиром, а взамен Морею с Критом получит — обмен не просто так, а со скрытым подтекстом. А там написано — как только сокрушите османов и утвердитесь на Балканах, то лежать старая шлюха будет покорно, раздвинув ноги. И даже «зачать» постарается, хотя ее «родилка» давно мхом заросла.
