взяла Богданку с собой.
— Ты в своем ли уме, ведьма? — Угрожающе зарычал Снорре. — Доктрус с самого начала сказал, что сжечь нужно тебя!
— Ты сам видишь, что я права. — Спокойно ответила Агне, пропуская угрозы мимо ушей. — Только своим глазам не веришь.
Агне подошла к туго натянутой сети и присела на колени, один из близнецов тут же кинулся на нее. Второй наблюдал за ведьмой, сидя и слегка покачиваясь из стороны в сторону.
— это не твои дети, Снорре. — Агне безучастно наблюдала как мальчишки злобно кривят маленькие ротики. — Их телами завладели духи. Остальные дети защищены от этого, но только пока носят на груди защитный знак.
— Уже не носят. — Тихо сказал Къелл, и положил свою могучую руку на плече Снорре, который стоял, ни живой, ни мертвый, закрыв лицо ладонями.
Агне выпрямилась так быстро, словно внутри у нее сработала пружина.
— Зря вы его послушали. — В свете факелов было видно, как ее лицо пошло красными пятнами от гнева. — Илве все объясняйте сами.
Ульфрик, топтавшийся у дверей, с удивлением проводил взглядом ведьму, выскочившую из дома, словно ее там ошпарили.
Он догнал Агне за околицей, где она скинула со своих плеч накидку и протянула ее Ульырику, не оглядываясь, пошла вперед.
— Там все так плохо? — Тихо спросил он в спину Агне.
Ведьма остановилась и медленно повернулась к нему лицом.
— Все хуже, чем могло бы быть. — Так же тихо, почти шёпотом, проговорила она. — Если не хочешь, чтобы с твоим ребенком случилось то же самое — сегодня же приведи его ко мне, чтобы я снова начертила защитный символ. Или хватай жену и сына и бегите отсюда. Так далеко, как только сможете.
И резко развернувшись — только кончик длинной косы просвистел перед носом норда — направилась в свой дом.
Къелл не хотел оставлять Снорре в трудную минуту, но рыжий норд убедил его, что будет легче поговорить с супругой наедине.
Вернувшаяся Илва долго плакала, и не хотела признавать очевидного.
— Посмотри! — Кричала она мужу. — Разве мертвые так делают? Наши мальчики просто не в себе после болезни! Доктрус сказал, что им полегчает!
Снорре, несмотря на долгие годы, проведенные вместе, все еще нежно любил свою супругу. Они были женаты не только перед людьми, но и перед богами, и сейчас ее слезы рвали его сердце. Он обнял рыдающую женщину за плечи.
Они долго так простояли, пока Илва не успокоилась настолько, чтобы слушать и говорить.
— Наши дети не обрели покой. — Сноре обнял лицо жены ладонями, заставляя посмотреть ему в глаза. — Посмотри на них. Злые духи заставляют их тела двигаться. Эрика раньше было не заставить молчать. Разве сейчас добьешься от него хоть слова? А Ньёрд? Посмотри на него. Разве это твой сын? Что говорит тебе материнское сердце? Мы не уберегли своих детей. Так давай хотя-бы сейчас примем верное решение. Проводим их к богам, как это положено нордам. Подарим им покой.
— Мы можем хотя-бы не спешить? — Ее голос предательски дрогнул, по щеке побежала горячая соленая дорожка. — Не сейчас. Дай мне проститься с ними. И проводить на закате.
— Хорошо. — Тяжело вздохнул он. — Иди отдыхай, уже скоро рассвет.
Снорре уложил супругу на топчан и сам лег рядом.
Горе не позволило им заснуть, а копошение в углу и гортанные рычащие звуки словно ножом разрезали тишину, каждый раз заставляя вздрагивать. Мужчина обнял жену за подрагивающие в беззвучных рыданиях плечи и прижал к себе. Она вынуждена потерять сыновей во второй раз. Боги, за что ей это?
Стоило первым рассветным лучам разбавить тьму — Снорре оставил супругу и вышел из дому, направляясь в лес.
Он давно заприметил там круглую поляну, огибаемую рекой, и часто останавливаясь там на привал, когда возвращался с охоты. Пожалуй, это хорошее место, чтобы проводить его мальчиков в последний путь.
Снорре самому было мерзко и страшно от поступка, который он должен был совершить. Червяк сомнения острыми иглами зубов вгрызался в его душу, сея сомнение — вдруг ведьма ошиблась? Может можно еще что-то исправить?
Нужно будет и ее пригласить на поляну на закате. Пусть посмотрит на них еще раз. И благословит их на встречу с богами.
Он шел по занесенной ранним ноябрьским снегом тропе. Солнце еще, бывало, подтапливало снег, а за ночь он брался тоненькой ледяной коркой, на которой были хорошо видны следы зверей.
Корка сахарно хрустела под его ногами, хрустально звенел морозный воздух, облачка пара вырывались изо рта норда при дыхании.
Да. Здесь — лучшее место для прощания. Пусть хотя-бы это успокоит Илму.
По пути к реке он нашел большое бревно, которое идеально подходило для того, чтобы выстругать из него погребальную лодку. Одну на двоих. Мальчики всегда спали вместе. Нечего их разъединять и сейчас.
Сначала он хотел связать плот — это было бы проще, но быстро отказался от этой идеи. Веревки первые истлеют в жаре огня, и он развалится, не успев даже скрыться из виду. Такого зрелища сердце его бедной женщины не перенесет.
Все утро ушло на то, чтобы выстрогать из бревна грубое подобие лодки. Снорре взмок, монотонно работая своим топориком, и сняв отстроченную заячьим мехом куртку, кинул ее на снег. От разгоряченного, раскрасневшегося мужского тела шел пар, а он продолжал работать.
Закончив с работой, он наломал свежих еловых лап, и бережно уложил их в лодку, отчего она еще сильнее стала напоминать детскую колыбельку.
Он мрачно полюбовался на результат своих трудов. Оставался последний штрих — игрушки мальчишек, которые они хотели бы взять с собой.
Ньёрду — деревянный меч, выструганный заботливой отцовской рукой. Эрику — маленький охотничий рожок, с которым он не расставался даже во сне.
Снорре с силой воткнул топор в близлежащее дерево, и упал на колени. Его крик, больше похожий на вой умирающего зверя, разнесся над кронами деревьев, вспугнув стаи птиц.
По суровому мужскому лицу текли горячие слезы, теряясь во взъерошенной бороде.
Он позволял себе горевать, пока его никто не видит. Пока Снорре не видит его женщина, которой он сейчас так нужен, спокойный и уверенный.
Время близилось к закату.
Снорре умылся снегом, спрятал лодку-колыбель под раскидистыми лапами невысокой ели, и направился за Илмой и детьми.
Он быстрым шагом направлялся в деревню, дабы успеть до заката вернуться и свершить задуманное.
Он толкнул плечом дверь и вошел внутрь. В нос ударил отвратительный металлический запах крови.
Ильма лежала на топчане, раскинув в стороны руки в стороны, глаза
