А уж когда мы проезжали мимо главной площади города, вся эта помпезная пышность оглушила. Казалось, на это и был расчет архитекторов — захватить врасплох, ошеломить, чтобы мелкие человечишки пали ниц и признали свою никчемность по сравнению с подобной красотой. Каскады фонтанов, цветочные клумбы в несколько ярусов, белизна мрамора скульптур и блеск золота, и-— главное украшение площади — огромный лазоревый дворец, расположенный полукругом. Здесь было все: и белоснежные колонны, и обильная золотая отделка, и нежно-голубая крыша, сверкающая так, словно была посыпана брильянтовой крошкой (без магии здесь, конечно, не обошлось). Несколько лет назад, когда я увидела все это, я воображала себя сказочной принцессой, спешащей на бал. И сейчас на долю мгновения я позволила себе поверить в это. Но, конечно, сейчас никаких балов в этом дворце не устраивали. Он работал как музей, и билеты сюда надо было покупать заранее.
Далее наш путь проходил вдоль набережной Виенны . Здесь царило оживление. Как я помнила, на этой улице располагалось множество увеселительных заведений. Здесь же любила собираться местная богема. Мелькали вывески синематографов, театров, галерей, из рестораций доносилась развеселая музыка. То тут, то там слышался смех или оживленный спор. Народу на улицах было удивительно много, и народу преинтереснейшего. Ярких, похожих на райских птиц женщин, мужчин с не менее пестрыми шарфами, кепи или же, совершенно удивительно — в восточных халатах, тюрбанах ,а то и, наоборот, потертых старых костюмах, забрызганных пятнами краски . Вдруг среди толпы мелькнуло знакомое лицо. Я удивилась было, но тут же поняла, что скорее всего обозналась, нет у меня в Лиденбурге знакомых.
Мы проезжали мимо центрального парка, храмов, известных на всю страну музеев, деловых и торговых центров (где было так оживленно, как на брэдфордской ярмарке в праздничный день), кружили вдоль притоков Виенны и по совсем новым районам города (не столь роскошных, но с гораздо большим количеством зелени), огибали лесопарки и высотные здания университетов. И когда мне начало казаться, что я уже начинаю узнавать пейзажи вокруг, что мы проезжаем те или эти места не первый раз, причем в разных направлениях, перед нами, наконец, показалось здание парового вокзала.
Больше всего оно было похоже на крепость зеленого цвета, выстроенную в форме квадрата высокой остроконечной башней посередине. На башне издалека видны были большие часы с белым циферблатом. Чтобы даже те, кто не имеет своих хронометров, могли понимать — стоит ли им спешить к отправлению или можно не торопясь, прогуляться (а то и зайти в лавку, коих здесь было множество, и порадовать себя приятными или полезными покупками). Наш случай явно относился ко второму варианту. И хотя покупок совершать мы не планировали, но не отказали себе в удовольствии полюбоваться столичными сувенирами — фирменными линденбуржскими фарфоровыми статуэтками и сервизами, столовым серебром с гербами и вензелями, бытовыми артефактами, нехитрыми, но изящными; знаменитыми «морозными» кружевными изделиями –тонкими и замысловатыми, напоминающими сверкающие узоры на окнах в зимнюю пору. А вот мимо вкуснейшего мятного пломбира с шоколадной крошкой мы с па пройти не смогли, и отведали по две порции каждый (и водителя нашего, любезно согласившегося помочь с доставкой нашего багажа к паровику, угостили). И потом уже прошествовали в здание вокзала.
Наш паровик до Норридж-сити (с остановкой в нужном нам Далвертоне) отправлялся через пятнадцать минут с третьей платформы. По расписанию выходило, что ехать нам не так уж долго –чуть более часа. Пока мы шли по общему залу к нашей платформе, меня не покидало ощущение, что данный зал (только, пожалуй, в уменьшенном виде), отлично бы смотрелся в качестве бального в том самом центральном дворце: клетчатый каменный пол, нежно-бирюзовые стены, сводчатые высоченные потолки, золоченые люстры навевали такие мысли. Но вся эта чепуха вылетела из головы, стоило только выйти непосредственно к паровикам. Несколько эффектных блестящих черными с красным боками красавцев стояли каждый у своей платформы, выпуская клубы серого пара. Тяжелые, мощные, они, казалось, были полны нетерпения, так и рвались в путь. Паровики мне очень нравились, и я с каким-то детским восторгом смотрела на них, выискивая тот, на который нам предстояло взойти. Вблизи наш паровой «тяжеловоз» оказался еще более впечатляющ . Огромный круглый лоснящийся бок его так и хотелось потрогать.
— Какой красавец! — не выдержала я.
— Да, хорошая машина, — согласился па, со странной улыбкой поглядывая в мою сторону.
Еле дождавшись, когда наш кондуктор проверит билеты, я поспешила взойти по складной лесенке в вагон и отправилась искать наше купе. Купе оказалось на редкость уютным — коричневые кожаные кресла, небольшой столик у окна, почти домашние белые занавески на окнах. В кресле напротив устроился господин средних лет с газетой, столь сильно ей увлеченный, что кроме вежливого пожелания доброго дня мы не слышали от него не звука. Я сразу же устроилась у самого окна, одёрнув занавеску, чтобы не закрывала обзор.
Колеса мерно стучали, паровик плавно покачивался, я неотрывно смотрела, как пробегают мимо окна дома, деревья, большие строения (заводы, как уверял па), небольшие реки и холмы. Этот процесс так успокаивающе на меня действовал, и, одновременно с этим, так располагал к размышлениям, что в скором времени я решилась продолжить несколько дней назад начатый разговор..
— Па, — тихо начала я, — твой вопрос.. « место ли клинку в кондитерской лавке?»...Ты считаешь, мне не стоит этим заниматься?
— Милая, — па сразу же отложил газету, которую взялся было просматривать, — я просто считаю, что тебе надо узнать себя получше. Я совершенно не удивлен, что Лиз так вдохновлена этой идеей, но никогда не замечал, чтобы тебе нравилась хозяйственное дело или же кулинария. Зато я знаю, как близки вы с сестрой.
— Думаешь, у меня не получится?
— Дело не в этом. Иногда полезно побыть в одиночестве, чтобы понять, чего ты хочешь на самом деле. Но если твое желание останется с тобой, я первый поддержу тебя.
— Спасибо, па, — я обняла плечо мужчины, заменившего мне отца. — Ммм.. а вдруг я окажусь магом смерти, вот будет поворот!
— О !— воодушевился па — Это было бы совсем неплохо. В наших краях дела с утилизацией мусора плохо поставлены. Ты была бы нарасхват..
— Стать мусорной королевой Брэдфорда — вряд ли это и есть то, чего я хочу.
— Зато какой доход, дочка, какой доход, — рассмеялся па, так забавно поигрывая бровями, что удержаться от улыбки не было никакой возможности.
И мы снова занялись своими делами, па изучал новости, я разглядывала пейзажи за окном.
— Далвертон.. Через две минуты прибываем в Далвертон. Остановка в Далвертоне,— зычным голосом объявил кондуктор, проходя по вагону.
— Уже? — удивилась я, нехотя готовясь к выходу. — Так бы ехала и ехала.
— Наездишься еще, — улыбнулся па, поддерживая меня под локоть. Он сам подхватил наши чемоданы и коробки, и мы зашагали к выходу.
Далвертон встретил нас умеренной суетой. Народу на станции сходило довольно много (если, конечно, не сравнивать со столичным круговоротом). Встречающее нас здание вокзала казалось невысокой скромницей-школьницей в форменном темно-сером наряде с белыми манжетами и отложным воротничком, пугливо выглядывающей из зеленых кустов. Уже вечерело и только-только проступающий сумрак особенно шел этому пейзажу в серо-бело-зеленых тонах.
Па споро поймал извозчика (на этот раз не магикар, а конную коляску), и попросил отвезти нас в главную гостиницу города с о странным названием «Перевязь принца». О причине этого названия поведал нам наш словоохотливый возничий.
— А был случай с кем-то из старших родственников нашего последнего короля. Остановился этот родственник, будучи еще молодым принцем, в той гостинице, да собираясь, перевязь свою, оставил, позабыл, выходит... А как сообщили ему о том, даровал ее тогдашнему хозяину , на память, значится. Вот в честь этого события и переименовали гостиницу.
