— Почему тебе хочется, чтобы я признался в этом?
— Это будет значить, что я права.
— Почему тебе хочется, чтобы ты всегда была права?
Эмилия насупилась; ей не нравилось, куда уходили вопросы. Далмат заметил это, но все равно отступать не стал. Если она хотела научиться, ей стоило начать воспитывать честность к себе, и признаться наконец, что ей просто хочется самоутвердиться и поднять самооценку.
— Потому что, — фыркнула она. Далмат не изменился в лице. Он намерен был получить ответ на вопрос. Эмилия стыдливо опустила взгляд на свинец и покосилась на алхимическую машину. Жидкости в ней постепенно изменяли цвет на прежний. Скоро наступит ее очередь изменять свинец, но она еще не докопалась до первопричины своих проблем. Ей и незачем — она и так знает, что хочет быть первой среди всех. Поэтому она и хочет занять место Соргиной в клане, поэтому ей нужно быть первой во всех спорах, и поэтому она должна вытянуть клешнями благословение из единственного живого дракона. А он не хочет признаваться, что превращается в дракона! От этой мысли она начала заводиться; Эмилия глубоко вдохнула и выдохнула, давя в себе злость, и снова посмотрела на Далмата. — Мне обязательно это проговаривать?
— Нет.
— А я все равно скажу, — злость оказалась сильнее нее. Эмилия снова глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы не сорваться на крик. Далмат не виноват, что ее злит его поведение. У него наверняка свои причины не признаваться в некоторых вещах (например, в том, что он превращается в сраного дракона), и ее не должно это злить. Не должно. — Меня раздражает, что ты не признаешься мне в… некоторых вещах, — выдавила она; наверное, он не хотел бы, чтобы она кричала об этом во всеуслышание. — Это нечестно, потому что я это видела, а ты отрицаешь очевидное.
— Почему ты хочешь, чтобы все было честно?
Эмилия втянула воздух сквозь зубы. У нее затряслись руки. Он совсем не слушает ее. Он как будто не обращает внимания, что ее злит его отношение. Эмилия снова глубоко вдохнула, задержала дыхание и медленно выдохнула. У нее на мгновение закружилась голова, но обуздать злость не получилось. Она стиснула дрожащие пальцы в кулаки.
— Потому что я… — зашипела Эмилия, — хочу, чтобы ты признался в том, что я видела.
Далмат помотал головой. Он подошел к Эмилии, взял ее руку и мягко попытался отнять колбу.
— С тебя хватит на сегодня, — тихо сказал он. — Ты устала, и тебе нужно отдохнуть.
— Нет, — Эмилия выдернула у него руку и спряталась за столом.
Далмат двинулся за ней, и она отступила, по кругу обходя стол.
— Мы еще не закончили, — Эмилия покачала головой.
— Нет, Лия, тебе нужно отдохнуть. Ты не можешь работать в таком состоянии.
— В каком?
Далмат строго посмотрел на нее, но это не помогло; перед глазами у нее встала пелена злости, и она едва контролировала себя. Вокруг стиснутых пальцев начала искриться магия.
— Ты злишься на меня, — спокойно сказал Далмат. — Я не хочу, чтобы ты злилась на меня.
— Тогда признайся.
— Это тебе не поможет. Ты злишься не потому, что я тебе в чем-то не признаюсь. А потому что злость — это удобный паттерн поведения, благодаря которому ты можешь получить желаемое. Разве нет?
Эмилия опустила глаза. Она не ударит его. Она не ударит его. Эмилия еще сильнее сжала кулаки, теперь стараясь удержать в себе силу. Она поставила на стол колбу. Эмилия развернулась, не поднимая глаз на Далмата, поднялась по лестнице и вышла из кабинета.
Она остановилась за дверью. Она не рассчитывала, что Далмат пойдет за ней; она не хотела возвращаться в комнату расстроенной, потому что Гарцин начнет приставать к ней, и они снова поссорятся. Эмиля глубоко вдохнула, задержала дыхание и осторожно выпустила волну магии по коридору. По полу и стенам пробежали тонкие искорки молний, образуя длинную частую сетку, и Эмилии стало лучше. Она выдохнула, и злость стала утихать.
Из кабинета вышел Далмат, и злость едва не захлестнула Эмилию с новой силой.
— Тебе получше? — спросил Далмат. Эмилия не ответила; она отвернулась и демонстративно фыркнула. — Я, наверное, должен извиниться.
— Наверное, должен.
Она не уходила, но почему-то была уверена, что извиняться он не станет. Далмат шагнул к ней, положил руки на ее плечи, мягко провел пальцами по ее рукам. Эмилия повела плечами, пытаясь стряхнуть его руки. Она не собиралась его прощать только потому что он погладил ее. Соблазн поддаться был, конечно, велик, но она не собиралась.
Далмат удержал ее и прижал к стене, нависая над ней. Эмилию впервые рядом с ним так сильно сковал страх; он навис над ней как коршун над мышонком, Эмилия спиной вжалась в стену, стараясь отдалиться от него, но Далмат будто только стал ближе. Он приподнял ее лицо за подбородок, и ей показалось, он держит ее с такой силой, что стоит ей только двинуться, он вырвет ей голову. Она уже знала, чего он хочет.
Интересно, какого целоваться с драконом?
Далмат коротко коснулся ее губ; Эмилия замерла испуганная. Далмат поймал ее взгляд, еще приподнял ее лицо и настойчиво прильнул к губам. Эмилия тихо пискнула, и Далмат сжал ее еще сильнее, чтобы она не могла вырваться. Он стиснул ее запястья, и ноги у нее подогнулись — от страха и накатывающей на волны сладкой истомы. Она почувствовала себя очень горячей и опустошенной. Далмат провел пальцами по ее щеке, нежно оглаживая скулу и пухлую нижнюю губу, и сердце у Эмилии пропустило удар. Он целовал ее напористо и моментами прикусывая губы, но медленно и терпеливо, насколько возможно растягивая поцелуй, и это казалось Эмилии такой сладкой и изощренной мукой, что она даже не хотела, чтобы это заканчивалось. Когда от долгого поцелуя у нее свело скулы, она снова тихо и невнятно пискнула, но Далмат не воспринял это всерьез. Он только сильнее прильнул к ней, и теперь она чувствовала холодную каменную стену не только спиной, но и затылком. Он целовал ее жадно, с тихим утробным рычанием, которого она боялась теперь, наверное, больше всего на свете.
Когда он насытился ею, когда устал и решил, что уже хватит, он медленно и все равно нехотя отстранился, напоследок еще раз коротко коснулся ее заалевших мягких губ, выпустил ее руки осторожно, опасаясь, что она ударит его. Эмилия смотрела на него огромными глазами и следила за каждым движением, пытаясь предсказать, что будет дальше: съест ли он ее, отпустит, поцелует снова. Далмат погладил пальцами ее щеку, снова притянул ее к себе, и в этот раз она даже не стала сопротивляться — обмякла в его руках и стала податливой как глина, из которой он теперь мог лепить все, что пожелает. Она упала в его объятия, и он поцеловал ее раз, другой — коротко и сладко, отчего она раскраснелась, а в голове стало совсем пусто.
— Извини за то, что было в кабинете, — прошептал он, и его горячее дыхание обожгло мочку уха и шею. — За это извиняться не буду. Я этого хотел.
По ее коже пробежали мурашки от его властного голоса, она изогнулась в его руках; Далмат опер ее о стену, в последний раз коснулся ее плеч, спускаясь вниз к кистям, отступил на шаг и быстро ушел. Эмилия медленно подняла взгляд вслед ему, но он уже исчез. Она исступленно потрогала свое лицо, провела пальцами там, где проводил он, и ее взгляд упал на ладони.
Левая рука была абсолютно здоровой. Ожога на ней как не бывало.
05 Свобода от надежды — источник великого покоя
Эмилия тщательно заматывала руку бинтами, чтобы никто не видел, что ее рука выздоровела. Она прятала это даже от Гарцин, потому что она бы точно расстроилась, если бы узнала. Тайком она посматривала на затянувшийся ожог — от него не осталось даже шрама.
Все утро Эмилия сидела, опустив голову на стол. Прохладный утренний воздух задувал в приоткрытое окно и мягко трогал лицо и бронзово-рыжие пряди волос. Гарцин тихо шуршала позади, тихо что-то напевала и не торопясь наводила порядок. Эмилия вздохнула и блаженно прикрыла глаза. Редко бывают такие спокойные дни.
