— Алекс, ты меня слышишь? — оторвал меня голос Алоны от раздумий.
— Конечно, — ответил я.
— Так что, ты поедешь с нами?
Я вздохнул, как бы теперь отказаться помягче?
— Сестрёнка, я не могу бросить обучение, иначе мне всё придётся начинать заново. Ты уж меня прости, но я сейчас не смогу отправиться с вами, а как только закончу тренироваться, то потом к вам обязательно заеду. Хорошо?
Алона в ответ тяжело вздохнула и сказала:
— Мне будет тяжело без тебя дома…
— Но ты же раньше хорошо жила, почему тебе нужен именно я?
— Раньше всё было совсем по другому… — протянула она.
— Ага, сахар слаще и вода мокрее, — добавил я. — Не переживай, ты всегда сможешь со мной связаться, если я только не буду в полной отключке, а дома, думаю, я тебе не буду нужен. У тебя же есть свой защитник — Шаринон, вот он и поможет, если вдруг что. Ты, кстати, почаще с ним разговаривай, слышала ведь о его несчастье?
— Да, — вздохнула она.
— Помоги ему немного справиться с болью, увидишь, как это иногда бывает приятно — помогать другим.
Я улыбнулся, если всё выйдет, может быть, Алона найдёт себе друга, а Шаринон — объект для своей отцовской любви. И мне спокойнее будет, что сестрёнка под присмотром. Какой я молодец, что такую комбинацию провернул! Вот только жаль, что похвалить кроме меня и некому…
— Хорошо, — покладисто согласилась Алона. — Только ты обещай, что заглянешь к нам в Горы!
— Обещаю! — легко ответил я.
Такие обещания даются легче всего, когда не уточняешь, когда, куда, как, а просто соглашаешься с собеседником. Но сестрёнку оно успокоило и она, быстренько пожелав мне спокойной ночи, отключилась. А ночью я проснулся от неясного шума снаружи. Сдерживая стоны от боли по всему телу (причём тело чувствовалось мне чужим, но, зараза, болело-то как своё!) я вышел во двор и понял, что просто начался дождь. Мерзкий и холодный осенний дождь. Сняв рубашку и оставив ей в комнате, я опять принялся разминаться под мокрыми каплями с неба, потом взял в руки те самые длинные палки с грузом на конце и стал работать кистями. Сегодня выходило значительно легче, поэтому я, как только почувствовал усталость, прекратил занятие и подошёл к полосе препятствий. На очереди была скользкая лестница. Однако поняв теперь, зачем мне нужны были упражнения кистей и пальцев, я ухватился за первую перекладину и медленно стал перебирать руками, тщательно фиксируя захваты. Я прошёл её с десяток раз, прежде чем ослабевшие пальцы отказались мне повиноваться. А дальше была паутинка…
Так и сложился мой распорядок — до завтрака я тренировался сам, после него меня брал в охапку Зар и нагружал упражнениями, в обед я восстанавливал своё тело и готовился к новым тренировкам, а затем отключался, бездумно выполняя всё, что скажет старший ученик. Тренировки обычно заканчивались бегом на дальние дистанции, после которого я, если мог, отправлялся в столовую на ужин, если же нет, меня туда относили. А после ужина в комнате я часами мог слушать Алону, иногда отрубаясь прямо на середине фразы. Но посреди ночи меня поднимала неизвестная науке сила и заставляла тренироваться вновь.
Монотонно проходили дни за днями, наполненные только болью, диким напряжением или просто пустотой. Впоследствии я размышлял, как же я сумел не свихнуться в этом аду, как смог остаться собой и не превратиться в бездушный автомат под такими нечеловеческими нагрузками? Позднее я пришёл к выводу, что в этом мне очень помогла Алона. Именно разговоры с ней стали тем спасительным якорем, которые не давали моему разуму окончательно отключаться и теряться в пучине боли. Сестрёнка рассказывала мне все свои новости, впечатления о прожитом дне, а я в это время лечил своё тело, чувствуя, как ненадолго уходит боль и наступают долгожданные минуты спокойствия и расслабления.
Постепенно я начал втягиваться и к концу первого месяца почувствовал, что мне с лёгкостью даются те нагрузки, которыми меня обеспечивал Зар. Полосу препятствий я также научился проходить почти всю, за исключением самого последнего препятствия — дюжины качающихся толстых брёвен, между которых нужно было пробежать по тонкой жёрдочке. Всё дело было в том, что эти брёвна издавали противный скрип, когда качались, а я не решался будить всех среди ночи. Поэтому я просто совершенствовал свои навыки на остальных препятствиях.
Из особо сложных мне попались всего два — длинный продольный металлический шест с нанизанными на него чурками разной толщины и лестница с вращающимися поленцами, по которой нужно было пробежать. Именно на ней я в первый раз сломал руку, неудачно упав. Боль была дикая, но зато после этого я научился восстанавливать повреждения в костной ткани. В тот день я эти препятствия так и не осилил, но зато понял, что они направлены на развитие моего чувства равновесия, а не ловкости. Мне понадобилось пять дней, чтобы с уверенностью удерживать равновесие даже на самом маленьком брёвнышке. А на поперечном металлическом шесте я вообще стал развлекаться, бегая по вращающимся чуркам как цирковой акробат, и чётко контролируя их вращение.
Это всё оказалось совсем не сложным, труднее было уговорить Зара повысить мои нагрузки. В этом мне помог мастер, который понаблюдал один день за мной, а затем разрешил делать всё, что захочется. Таким образом поднимаемые мною тяжести увеличились вдвое, количество упражнений на каждую группу мышц возросло втрое, а по ночам я стал истязать себя ещё нещаднее, поняв, что хоть у меня и появилась ловкость, хоть и стало сильным тело, но реакция всё же оставляет желать лучшего. Вспомнить хотя бы то первое препятствие — я ведь прошёл его, лишь только ускорив своё восприятие.
Поэтому я стал подниматься ночью ещё раньше, давая себе на отдых всего три-четыре часа, а затем после небольшой разминки перемахивал через забор школы и бежал в ближайшую рощу, где занимался там тем, что на Земле называется паркуром. Правда, там это применительно к городским условиям, а у меня — к лесной чаще. Я усиленно тренировался, бегая по лесу, отталкиваясь от стволов деревьев, перепрыгивая колючие кусты и хватаясь за ветки, пытаясь реагировать на препятствия как можно быстрее. В этом мне сильно помогало моё повысившееся зрение, которое давало возможность и в неярком свете звёзд разглядеть всё, будто днём.
Через некоторый момент я понял, что этого было явно недостаточно и переместился повыше — не средний ярус деревьев. Поначалу были синяки, переломы и другие травмы, когда я падал с неслабой высоты, не сумев достать до подходящей ветки, но затем я научился просчитывать свою траекторию движения, предугадывать появление следующей опоры, выбирать оптимальный маршрут. Через десятицу я прыгал по деревьям на зависть молодому Тарзану. Частые падения привели к тому, что я научился оставаться целым и невредимым при приземлении даже с десяти-пятнадцати метров. Я понял, как нужно гасить инерцию ногами, когда необходимо смягчать её перекатом… в общем, много мне дали эти тренировки в лесу!
