- Демакова! Я тебя спрашиваю!
- Ой...
- Опять мечтаешь на уроке? Похоже, придется вызвать мать в школу!
Мунира смущенно утыкается в тетрадку. Будь ты хоть трижды Хранителем, а если маму вызовут в школу, то ей, Мунире, не поздоровится. Кифэй, не кифэй, а маму лучше не сердить.
А в лагерях не жизнь, а темень тьмущая, кругом майданщики, кругом домушники...
До. София.
Паб пустует – на острове мертвый сезон. Немногочисленные наблюдатели за миграцией перелетных птиц уже покинули свои посты. Любители орхидей, как и велотуристы, появятся через месяц или немного раньше. Поэтому в полутемном помещении сейчас тихо. Девушка за стойкой привычными движениями протирает блестящую темную поверхность из массива дуба и медные носы пивных кранов, обернувшись, поправляет бутылку абсента, имеющую, на ее придирчивый взгляд, микроскопический крен в идеально ровном строю стеклянных емкостей у нее за спиной. Перегибается через барную стойку, чтобы так же придирчиво оценить непривычно прямую линию барных табуретов все из того же массива дуба. Все идеально, все готово к приему гостей.
Она уже собирается пройти на кухню и посмотреть, что там, как дверь в паб открывается. Сразу отчетливо слышным становится шелест дождя. Вновь вошедший стряхивает капли с зонта, потом цепляет его ручкой за вешалку, туда ж отправляется плащ.
- Хозяйка на месте, что не может не радовать!
- И тебе здравствуй. Ян. Давно не заходил, – девушка выходит из-за стойки навстречу посетителю, привычно подставляя щеку для поцелуя. – Чем так занят был?
- Ох, и правда, давно я не был, Софи, – Ян после поцелуя отстраняется, придерживая девушку за плечи. – Забыл, какая ты красавица. Новый костюм?
- Нравится? – она поворачивается вокруг себя, кружится, давая разглядеть аккуратные, одна к одной, мелкие складки на плиссированной, красной с тонкими черными, белыми и зелеными полосами, длинной юбке. Поднимает руки, расправляя пышнейшие рукава снежно-белой блузки с украшенными вышивкой манжетами.
- Красота! А это что – брошки такие?
- Руки! – смеется она, уворачиваясь от его пальцев, которыми он пытается потрогать серебряные бляшки, украшающие ворот и застежку рубахи.
- Извини-извини!
- Лучше обувку оцени, – она упирает руки в бедра и кокетливо выставляет вперед ногу в черном с вышитыми яркими розами тапочке.
- Словами не передать, как я потрясен!
Она ответно смеется, демонстрируя идеальные ямочки на округлых щеках.
- То-то же!
- Удобный костюм?
- Конечно, нет! Ты еще чепец не видел, который Хели пытался заставить меня надеть! Огромный, на картонной основе! Я в нем чуть бутылки не снесла с полок!
- Все для развлечения туристов. Но все же это он неосмотрительно...
- И, тем не менее – настаивал!
- Чем убедила?
- Тем, что я незамужняя дева! И имею право ходить простоволосая.
Теперь уже смеется Ян.
- Угостишь, хозяйка?
- Пойдем. Тебе как всегда – двойной без сахара?
- Да.
Они устраиваются за барной стойкой – по разные стороны. София отработанным движением заправляет кофемашину, готовит две чашки, решив составить компанию Яну. И, спустя минуту на дубовую поверхность ставится пара белых чашек с ароматнейшим эспрессо. И в помещении будто сразу становится светлее, несмотря на сильный дождь за окном – от одного запаха только.
- Ну, рассказывай, где пропадал? Почему не заходил так долго?
- Скучала?
- Не особенно, – морщит девушка нос. – Я тоже только на днях вернулась. Ездила на материк заказывать кое-какие вещицы для интерьера, лампы новые выбрала – блеск! Оценишь потом. Ну, так что – где был?
- Да тут был, – Ян отпивает кофе, блаженно жмурится. – С бумажками бегал, лицензию продлевал.
- Успешно?
- Да. Можно год не беспокоиться.
- Хорошо.
Они молчат какое-то время.
- Софи, пойдем сегодня вечером в театр? Моноспектакль, какое-то новое актерское дарование у нас в городском театре обнаружилось.
- Пойдем.
Потом Ян идет домой, все так же под зонтом, уворачиваясь от порывов ветра, и думает все время о ней – о Софи. Она чудесная девушка, и он все чаще задумывается о том, чтобы познакомить ее с мамой. Софи милая, веселая, хорошо воспитана и... И она ему просто нравится!
А Софи в это время задумчиво смотрит на косой дождь за окнами паба. Звонил Хели, просил его дождаться. Господин Хели – владелец бара. Но за хозяйку многочисленные завсегдатаи паба почитают именно ее, Софи. Часто именно она встречает гостей, точно знает, какое пиво любит каждый, помнит, у кого как зовут жену, детей или собаку. Именно она улыбается гостям, сверкая ровными ямочками на пухлых щеках, царит за барной стойкой, уперев в нее округлые локти. София совсем не соответствует общепринятым стандартам красоты – ни бесконечных ног, ни блондинистой шевелюры. Среднего роста, каштановые волосы, фигура – пышка пышкой. Но отбоя от ухажеров нет, Ян – один из числа многих.
А дождь все льет и льет. Надо бы проехаться, проверить, посмотреть, чем живет остров, но в такую погоду не хочется совершенно. Не хочется, но, наверное, надо. Уже неделю ее не оставляет чувство смутного беспокойства, ощущение, будто что-то не в порядке. Даже словно предчувствие надвигающейся беды. Своей интуиции она привыкла верить, но дальше невнятного чувства тревоги не ощущается ничего. И непонятно – с чего бы? И откуда ждать беды, не предвещает же ничего.
Она возвращается за стойку, берет книгу, что читала с утра. Открывает наугад.
С оглушительным шумом по небесной сфере летело солнце с длинным хвостом, кося лес, поджигая деревья, уничтожая городище. От белого пламени, взрывая, вздрогнули берега Балтийского моря, и это пламя было видно на другой стороне. Тогда наступила могильная тишина и, наверное, кромешная тьма, освещаемая далёким заревом горящих лесов. Солнце упало с небес и погасло. По-другому мы это объяснить не могли.*
Да что ж такое! И тут тоже! Даже господин Мери ее предает, и он о беде пророчествует. София откладывает в сторону книгу, бросает взгляд на часы. Скорее бы Хели пришел, и можно было бы идти домой, а потом с Яном в театр. Может быть, хоть там удастся отвлечься от тревожных мыслей. Любопытно все же, что там за дарование.
События, произошедшие тем вечером в городском театре, несколько дней занимали первые полосы всех местных газет.
Весь покрытый зеленью, абсолютно весь, остров невезения в океане есть...
– Леннарт Мери. “Серебристый рассвет”
Между “До” и “После”. Тональность – си-бемоль минор.
Как умирают люди? Обыкновенно. Душа и кровь нераздвоимы до поры. Но время приходит – и рвется связь. Душа налево, плоть направо. Душе воздается по мирским делам, полет или падение. А тело возвращается туда, откуда оно и вышло – в прах, в тлен.
