Ознакомительная версия.
– Утро доброе! – обратился к Громобою один из них, сразу найдя глазами чужого в избе. – Поднимайся, парень. Воевода Берислав тебя ждет.
– До утра не подождет? – довольно-таки вежливо осведомился Громобой. – Я весь Стужень на лыжах пропахал, подустал малость. В первый раз под крышей лег – так нет, опять вставай!
– Поговори у меня! – вполне спокойно, как человек, не сомневающийся в своей силе, ответил ему один из кметей. – На весь Стужень сил хватило, так еще малость потерпишь.
– Не гневить бы тебе воеводу! – удрученно намекнул Досужа.
Вид у хозяина был смущенный, встревоженный и виноватый. И Громобой стал одеваться: смирение было лучшим, чем он мог отблагодарить кузнеца за гостеприимство.
Добруша, в накинутом прямо на рубаху кожухе, беспокойно приглаживала волосы и смотрела на него своими большими зеленоватыми глазами с явной тревогой; Громобой слегка подмигнул ей и шепнул поговорку Ракиты:
– Рада бы курица нейти, да за крыло волокут!
Девушка вымученно улыбнулась в ответ. И Громобой, натягивая кожух, из-за ее беспокойства жалел ее гораздо больше, чем себя. А ему-то что сделается?
На дворе перед крыльцом их ожидало еще трое кметей с длинными копьями.
– Уважаете! – Громобой хмыкнул.
– Чего? – не понял десятник.
– Уважаете меня, говорю. За одним пятерых прислали.
– А мы вообще гостей уважаем. Макошь велит! – так же спокойно просветил десятник. – Давай, шагай. По сторонам не прыгай, а то ненароком в темноте и насмерть зашибиться можно.
Один из кметей шел впереди, да и без этого заблудиться было бы трудно: вверх к детинцу вела всего одна улица. Кметь нес факел, освещая сплошной ряд тынов и запертых ворот – тихих, молчаливых. Падал мелкий снег, и Громобою вспомнилась та ночь в Прямичеве перед Велесовым днем, когда водили черную корову. Тогда он тоже бродил по таким же темным и пустым улицам, не зная, где бы сбросить свою непонятную тоску… А может, Зимнего Зверя искал. Кажется, он кого-то тогда встретил… Встретил, кажется, то самое существо, которое теперь ищет… Громобой напряженно вспоминал, что же было в тот далекий вечер, оглядывался вокруг, словно в поисках подсказки, и ему казалось, что прямо здесь все это и было, что эти темные тыны, ворота с заснеженной резьбой и есть Прямичев, и Громобой всматривался вперед, с замиранием сердца ожидая, что сейчас из-под снежной пелены опять выйдет она … Думая об этом, он совершенно забыл, где на самом деле находится и к кому идет. Если только он сумеет встретить ее снова, ему сразу станет ясно, куда идти…
Воеводский двор был пуст и тих, но в гриднице горели факелы и пылал огонь на очаге в середине. Воевода Берислав, мужчина лет за тридцать пять, рослый, статный, с прямым носом и ясными серыми глазами, с опрятной светлой бородкой, был бы красив, если бы не блестящая лысина ото лба до затылка. Сбоку у края скамьи сидела, как видно, его жена – нарядная женщина лет двадцати с небольшим, тоже высокая, с длинной узкой спиной, и ноздри ее трепетали от волнения и любопытства, как у лошади. Кроме них в гриднице было с два десятка кметей на скамьях вдоль стен. Иные позевывали в кулак, но тоже посматривали на Громобоя с многозначительным любопытством. Казалось, они о нем кое-что знают, и их осведомленность ему ничего хорошего не обещает.
Громобой, подведенный к воеводе шагов на пять, слегка поклонился.
– Ну, добрый молодец, с чем пожаловал? – осведомился воевода, кивнув в ответ на поклон.
– С чем звал, воевода? – поправил его Громобой. – Я-то уж было спать наладился. И тебя беспокоить в мыслях не было.
– Уж прости, что потревожил! – насмешливо ответил воевода, пристально его рассматривая и как будто ожидая, что этот взгляд смутит невольного гостя. – Я говорю, с чем в Велишин пожаловал?
– Мимоходом! – честно ответил Громобой. – Иду я вниз по Истиру, к речевинской земле, к городу Славену.
– Далеко же собрался! – отметил воевода. – И откуда идешь – от Стуженя?
– От Стуженя, – подтвердил Громобой. – От Турьи.
– И что – никто тебя по пути не останавливал? – с намеком спросил воевода. – Шел, никого не встретил?
– Ты про засеку, что ли, говоришь? – ответил Громобой, имея в виду, что темнить тут нечего. – Так бы и сказал. Нет там никакой засеки. Хоть завтра сходи сам да погляди. Чистое место, как скатерть.
– А какое место-то? – Воевода Берислав слегка наклонился со своего высокого сиденья, глядя в лицо Громобою блестящими светло-серыми глазами, умными и слегка насмешливыми: рад, что подловил. – Если нет засеки, откуда же тебе знать, где она быть должна?
Громобой помолчал. Конечно, от воеводы так легко не отделаешься. У него не было особых причин скрывать произошедшее, но он не знал, как приступить к такому рассказу. «Вот, стало быть, взял я его за ноги да и…» Ему уже виделись обидные недоверчивые и насмешливые взгляды; того гляди, еще разгневаются, решат, что это он над ними насмехается!
– Может, как есть расскажешь? – деловито предложил воевода, который по-своему понял его замешательство. – Мы, знаешь, давно гостей с того конца поджидаем. Вот тебя и дождались.
– С какого конца?
– Да от Встрешника. Видно, надоело соловью на дубах сидеть да добычи ждать, надумал он сам добычи поискать… у нас хотя бы. Услышал, что богатый обоз пришел, вниз по Истиру хочет идти… Дай, думает, пошлю кого половчее, пусть разузнает, что за обоз, да какая при нем дружина… А?
– А! – Громобой сообразил и ухмыльнулся. – Складно у тебя выходит, воевода, прямо кощуна. Только не про меня это. Я в ловких-то никогда не ходил. В Прямичеве меня только и бранили: не так повернулся, зашиб кого… Медведем дразнили.
Кмети на скамьях сдержанно рассмеялись.
– Да ты глянь на него получше, воевода! – крикнул один старый, седобородый кметь. – Зачем Встрешнику кого-то посылать – сам бы как свистнул, мы бы кверх ногами с лавок полетели! А этот не от них! Что-то не похож!
Прочие кмети хохотали все дружнее, и в их смехе слышалось одобрение. Громобой, при всей его силе, не казался им похожим на разбойника.
– До утра, что ли, разговаривать будешь? – надменно и небрежно вмешалась молодая боярыня Прилепа, обращаясь к мужу. Она, наоборот, была полна подозрений, и этот смех ее раздражал. – В поруб его, да пусть сидит.
– Помолчи! Все молчите! Пусть он расскажет! – вместо воеводы ответил ей другой женский голос, от дверей сзади. Он звучал повелительно, и вместе с тем в нем слышалось нетерпеливое тревожное волнение. – Пусть он говорит, все говорит! Разве не слышите: у него выговор дремический.
Боярыня слегка охнула и в видимом смущении обернулась к дверям. И все в гриднице посмотрели туда же вслед за ней, все сидевшие, не исключая и воеводы, встали. Громобой тоже обернулся.
Ознакомительная версия.
