— Зря, зря ты так считал. Я еще хуже чем он, — В глазах Фарамонда полыхнули алчные огоньки, — На много хуже.
Лицо пленника перекосило от бессильного гнева: глаза мечут искры, губы дрожат, тонкий нос сморщился. Отчаянье и злость на самого себя накрыли темной волной. Будь он свободен, набросился бы на Фарамонда как зверь, впился зубами в горло, а так лишь отчаянно дернулся. Блан тут же ударил его сапогом в лицо, придавил шпагой к полу:
— Не дергайся, щенок, мессир еще не закончил.
Из разбитого носа и губ на грудь брызнула кровь. Альфарец завалился на спину, руки потянулись к лицу. Блана возня пленного лишь разозлила. Баронет оскалился, желваки заходили тяжелые, а в глазах разгорелось пламя. Размахнулся сильно, вложился в удар всем телом. Остроносый сапог с хрустом впился под ребра, с криком альфар отлетел обратно к стене.
— Не дергайся, я сказал, — прошипел злобно Блан.
Разговор становился все нелепей и неинтересней. «А ведь я сам начал», Фарамонд недовольно покачал головой, поспешил вернуться к главному:
— Вас двое или есть еще?
— Трое, — прошептал окровавленными губами пленник, — барон сохраните мне жизнь, и, клянусь, я спасу вас от смерти.
— Ты много хочешь, но пока что ничего не предложил в замен, мой друг, — развел руками Фарамонд. Рукава колета потянулись, обнажая браслеты, изукрашенные витиеватыми рунами. Таинственные знаки блеснули холодным предостерегающим огнем.
— Третий, вы знаете его, барон, — с неохотой проговорил он. Жар охватил его, сердце застучало чаще — Дордаор, мастер клинка. Герцог нанял лучшего убийцу специально чтобы убрать вас, а меня и того бедолагу послали для того чтобы ранить или ослабить. Убить, если повезет.
Ив всегда тяжело переносил подобные переговоры, предпочитал пытки, бесполезным дискуссиям. Если враг молчит, надо ему сделать очень больно — сразу все выложит. Боль развязывает языки, а не уговоры. Чего они с ним цацкаются, — негодовал Ив, потирая здоровенные кулаки.
— Дайте его мне, мессир, я одной левой из него правду выдавлю.
Фарамонд и ухом не повел, взгляд заострился, лицо приобрело каменное выражение. Произнес сухо:
— Я тебя не верю, щенок. Герцог заметил наш переход и мог убить нас тогда. Или ты скажешь правду, или Ив свернет тебе шею как и твоему напарнику. Это твой последний шанс.
— Клянусь, матерью ночи, все что я сказал — правда! — выпалил перепуганный пленник, выкатил глаза — У него на мече две змеи обвившие череп. И браслеты на руках, точно как у вас! Он прибыл в замок вчера, на закате.
«Конечно, — осенило Фарамонда, — старик хочет завладеть пластиной, убей он меня тогда, и бесценный артефакт окажется между мирами. А оттуда ох как непросто достать».
Фарамонд призадумался, окинул взглядом тесную камеру. Каменные стены поросли плесенью и бледным мхом. На стене в оковах висит полуистлевший скелет, рядом, среди костей, валяются ржавые гвозди. Наверняка выпали после того как труп сопрел. На противоположной стене виднеется округлый проем, перегороженный железными прутьями решетки. На полу и стенах многочисленные следы от ударов, камень сколот, кое-где видны следы зубила. Наверняка палачи вбивали колья в тела пленников, а может, несчастные в отчаянье кандалами долбили стену?
Дордаор, как и все альфары, умеет сливаться с темнотой, а удар у негодяя быстрый, даже Блану с ним не тягаться, куда уж мне, Фарамонд закусил верхнюю губу, между бровями пролегла широкая складка.
— Если не предашь меня, я дам свободу тебе и жене, — вскинув бровь, сказал Фарамонд. Вы мне не нужны.
— Что потребуется взамен? — осторожно спросил пленник, облизал разбитые губы. Кровь крупными каплями срывалась с острого подбородка на грудь.
— Ритуал крови, мой длинноухий друг, ритуал крови…, - вкрадчиво произнес Фарамонд, во взгляде возник хищный блеск. Альфарца передернуло так, будто стеганули плетью по глазам…
* * *
Ветер развевает длинные седые волосы, рубин в короне горит холодным огнем войны и страдания, по многочисленным граням камня пробегают алые сполохи света. Герцог от избытка сил и радости громко и страшно рассмеялся. Точно от землетрясения содрогнулись стены твердыни за спиной, огромная каменная глыба сорвалась с утеса вниз, в пропасть. Хозяин замка, как заметил Дордаор, смотрел вниз с утеса с триумфом и ликованием. Еще вчера старик выглядел как сухая тощая ветвь, терзаемая ветрами, а сегодня расправил крылья, налился грозной, гремящей силой. От худой широкоплечей фигуры веет холодом смерти, словно не человек, а могильный обелиск возвышается на краю бездны. Взгляд герцога стал проницательней, в нем читается нетерпение и жажда, желание высвободить ту силу, что накопилась за многие века сумеречной жизни.
— Пришло время, Дордаор, — сказал Бриан де Рец, воздел руки к ночному небу. — Пришло время испить чашу до дна!
Высокий темноволосый альфар сдержано кивнул. На лице не дрогнул ни один мускул, точно не лицо, а мраморная маска. Большие, раскосые глаза, как и рубин в короне герцога — алые и холодные. Взгляд Дордаора казался безразличным и отстраненным. Тонкие аристократические губы, нос, вытянутый овал лица выдавали в нем представителя знати. Удивительно, что знатный альфарец посвятил свою жизнь такому ремеслу. Еще более удивительно — наемному. Все из его народа известные индивидуалисты. Ни один не согласится работать по найму, а тем более мастер клинка.
В последние века альфарцы утопали в крови, могучие племена и кланы потеряли многих героев и лишь недавно условились о перемирии. Но ненависть так и не угасла, жажда крови не утолена. Мир оказался вынужденным.
Вековая война закончилась поражением для всей расы. Обескровленный народ оказался открыт набегам прежде слабых степных племен. Истощенные битвами земли становились легкой добычей молодых и проворных кочевников. Альфарцы отступали к горам, к подземным городам из которых вышли предки тысячи лет назад.
Теперь альвские степи — лакомый кусок, где только один закон… И многие воины откликаются на зов мужества, берутся за меч, отправляются в дикие места испытать судьбу, добиться победы над противниками, отыскать сокровища альвских князей и заслужить славу настоящего героя.
Дордаор — лучший среди них, истинный мастер клинка. На его счету тысячи побед и тысячи смертей.
Альфарец стоял позади барона, обнаженный до пояса, бледный свет луны отсвечивает на широченных, блестящих плечах. Смуглая кожа блестит как отполированный металл, сверкает на мускулистых пластинах груди. Тугие мышцы буграми перекатываются под блестящей кожей.
