А когда Герэт наивно поинтересовался, как дядя это успел узнать, Рикквед лишь подмигнул племяннику и сказал, что была такая возможность. И тут же не к месту добавил, что малое число мужчин у этого народа связано с их низкой рождаемостью. Соотношение у новорожденных: на сто девочек – один мальчик. В остальном соседи из них получатся не хуже, чем были, а может, и лучше, потому что рабство у азанагов запрещено.
– Что ж им дома не сиделось, таким хорошим? – мрачно полюбопытствовал Герэт.
Рикквед в задумчивости выпустил кольцо дыма:
– Да я сам не очень понял, а возможности уточнить не представилось, но, кажется, дома у них просто не осталось, – и, не дождавшись хоть какой-то реакции на свои слова, добавил: – Да, вот еще что: как только принцесса выучит язык азанагов, ей разрешат писать письма домой.
Леа сидела на кровати, сжимая в руках медальон с портретом родных. По ее лицу безостановочно катились слезы.
Перед энданской принцессой кривлялась нахальная черноволосая девчонка, она дразнилась на чистом энданском и гримасничала:
– Плакса! Принцессочка – плакса! Нос сопливый, ум куриный! Крыска болотная, бьёль белая!
Остальные ученицы стояли поодаль и смеялись, поддерживая предводительницу. Черноволосая неожиданно ловко выхватила из рук Леа медальон:
– Ой-ой-ой, а кто у нас тут нарисован? Еще целая кучка таких же… плакс?
Ох, зря она это сделала. Слезы Леа моментально высохли, и не успела вредная девчонка опомниться, как получила кулаком в глаз. Да так, что не смогла устоять на ногах и полетела на пол, приложившись лопатками о камень.
Леа, пользуясь моментом, пока противница беззащитна, забрала украшение, повесила его на шею и приготовилась защищать свое добро: девчонка, придя в себя, поднималась, явно желая подраться. Через мгновение Леа и незнакомка покатились по полу, сцепившись. И еще неизвестно – на чьей стороне оказалась бы победа, не войди в комнату наставница. Она разняла дерущихся, грозно рявкнула на остальных девочек и потащила воительниц прочь, не разбираясь, кто прав, кто виноват. Вскоре нарушительниц спокойствия закрыли в маленькой комнате, где из мебели стояли только две деревянные кровати.
Леа замерла у входа, настороженно наблюдая за врагом.
Ее противница, со вздохом шлепнувшись на кровать, неожиданно беззлобно сказала:
– Что стоишь? Садись! Поговорим.
– Драться не будешь? – Леа осторожно облизнула разбитую губу.
– Нет, не буду. Нас здесь на неделю заперли, чтобы мы познакомились как следует и больше не дрались, – тоном бывалого солдата заявила черноволосая.
– Ты что, здесь уже была? Откуда знаешь? – по-прежнему топталась на пороге принцесса, готовясь дать сдачи если что.
– Была, – вздохнула девочка. – Если мы сейчас снова подеремся, то просидим не одну, а две недели. Так что давай, не стесняйся.
Для убедительности она похлопала по дереву.
Леа, присев на край кровати, выжидающе посмотрела на драчунью. Та, потрогав наливающийся синяк, поморщилась:
– Здорово ты меня приложила. Кто научил?
– Брат…
– У тебя есть брат?!
Восторженный вскрик нахальной чужеземки заставил ее высочество немного отодвинуться: кто знает, что на уме у этой ненормальной? Но показывать свой страх малышка не стала, ответив с достоинством:
– Да, двое, Герэт и Эдвин.
– Здорово! А не врешь?
Леа отрицательно помотала головой:
– А что – это редкость?
– Еще какая! – кивнула черноволосая, а потом, спохватившись, представилась: – Гуалата, дочь царицы Санаги.
– Ты тоже принцесса? – осторожно удивилась Леа.
Поведение новой знакомой ну никак не укладывалось в те правила, что внушала каждый день ее высочеству няня.
– Не-е, я – царевна! – снова потрогала синяк «неправильная» Гуалата.
– А почему ты живешь здесь, а не во дворце? – Леа с любопытством разглядывала свою новую знакомую.
Девочка была приблизительно ее роста, но крепче. Смуглая до черноты кожа, темно-серые глаза, стриженые прямые волосы. Из одежды, как у всех учениц, короткая туника из грубой ткани, легкие кожаные сандалии и смешные штанишки. Таких коротких штанов Леа еще не видела.
Царевна с недоумением покосилась на энданку:
– У нас все девочки, кроме немощных, живут с шести лет в школах.
– А мальчики?
Гуалата вздохнула:
– Их у нас мало. Они тоже живут в школах, только при храмах. Нас готовят как воинов, а их как жрецов и только в крайнем случае как воинов.
– А как же Арзила?
– Великая матерь, ну ты сравнила… У нее же дар! Все, у кого есть дар, становятся жрицами.
И хотя принцесса не поняла, что такое дар, спрашивать она не рискнула, боясь показаться глупой.
– Гуалата, научи меня говорить по-вашему, – попросила она. – Мне тогда разрешат письма домой писать.
– Ладно. А ты покажешь мне медальон? Там нарисована вся твоя семья?
– Нет, у меня еще дядя есть и две тети, только они далеко живут, и я их не вижу.
Гуалата с уважением посмотрела на Леа:
– Как много в вашей семье мужчин, – и тут же перескочила на другое: – А почему ты не сменила эти тряпки?
Девочка с интересом потянула за край шелкового платья принцессы.
– Это не тряпки! – с обидой поджала губы энданка, выдернув ткань из цепких рук царевны.
Ну как объяснить, что это – память о прошлой жизни?! Что если его снять, то останется только медальон! А она говорит – тряпки.
Принцесса снова посмотрела на платье и только сейчас заметила, что оно в нескольких местах рваное и все в грязи и выглядит… как лохмотья. Леа подняла взгляд на собеседницу и тихо прыснула. Через секунду обе девочки заливисто хохотали, валяясь на кроватях.
Воспитательница, остановившаяся у двери, с удовольствием прислушалась к внезапному веселью. Похоже, забияки подружатся. Если это так, то головной боли у учителей прибавится, но жрица останется довольна.
Неслышным шагом женщина отошла от двери и отправилась проверять комнаты остальных девочек.
Следующая неделя прошла для принцессы в напряженных тренировках и уроках. Несмотря на наказание, занятий никто не отменял. Запретили только приятное: игры в саду и сладкое. Иногда Леа казалось, что завтра она не встанет: мышцы так болели, что каждый шаг давался с трудом, а голова пухла от новых знаний, потоком обрушившихся на принцессу.
Чего ей только не приходилось учить: сразу три новых языка, историю всех известных азанагам народов, математику и много-много другого. К тому же правила менять ради знатной заложницы азанаги не собирались, и обучение велось на чужом для нее языке, который энданка понимала с пятого на десятое.
