Его даже не сожгут. Он все-таки был кардиналом, пускай и падшим. Тем более, что никто не собирается отпустить его душу к Хозяину. Он навечно останется в Ничто, откуда его вырвет только труба Гавриила в Судный день. Его живого, оплетенного тонкой серебряной цепью, опустят в специально вырытый в одной из пещер бассейн со святой водой, а сверху завалят солью. А затем замуруют вход в пещеру и постараются забыть, где лежит тело заживо погребенного кардинала.
Морис вздрогнул. Умирать, тем более так, он не хотел.
Замок в железной двери с искусно сделанным серебряным распятием Христа, лязгнул, и дверь бесшумно открылась. Потянуло таким благостным и таким долгожданным теплом. Морис тихо всхлипнул от боли и повернул голову к палачам. В дверном проеме стояли двое. В плащах инквизиторов с надвинутыми на лица капюшонами. За этими двумя в коридоре маячило еще шестеро.
– Собирайся. Твое время пришло, – безликий голос из-под капюшона.
Морис попытался встать и гордо взглянуть в глаза тюремщикам, но из этого у него ничего не получилось. От боли и холода мышцы совсем потеряли подвижность, а от попытки приподняться с ледяного пола он тихо зашипел. Фигура в плаще кивнула, стоявшие в коридоре вошли и грубо подняли его за руки. Двое других взяли за ноги. С ним не церемонились.
– Предупреждаю, без глупостей. Ты знаешь, чем это тебе обойдется, – тот же спокойный голос, лишенный всяческих эмоций.
Он знал, что случится, если он начнет делать глупости при этих людях. Это были не простые инквизиторы, способные только жечь и пытать. Это был особый орден, созданный по указу самого Папы. Орден Изгоняющих. Орден борцов с нечистым духом, орден бойцов с теми, кто творит непотребное богу колдовство. Он однажды попытался колдовать при них. Колдовать, не подумав, от отчаяния. Когда его только вытащили из серебряной клетки и посадили в камеру. Изгоняющие действовали слаженно. Они не растерялись, когда Морис произнес первые темные слова силы. Другая сила, святая, кувалдой ударила его в грудь, обожгла своей святостью и Морис потерял сознание от ужаса и боли. Больше при них колдовать он не пытался.
Его несли нескончаемыми темными коридорами, лишь кое-где освещаемыми тусклым и дрожащим светом чадящих факелов, бесконечными лестницами с избитыми за несколько столетий каменными ступеньками. Он несколько раз терял сознание от боли, но его все несли, и несли по, казалось, бесконечной территории монастыря. Наконец он очутился в зале, где-то в неглубоких подвалах монастыря. Большая жаровня в углу с тлеющими углями, от которых исходило тепло. Оно проникало в замерзшие мышцы, наливало их силой. Несколько факелов на стенах освящало стол, за которым сидели три судьи Церкви с мрачными и каменными лицами. Лишь глаза настороженно и брезгливо рассматривали его. Как рассматривают грязного, но, тем не менее, опасного пса. Или волка.
Возле выхода из зала стояли два стражника вооруженных дубинками. Такими очень легко можно забить до смерти. Рядом со стражниками встали Изгоняющие. Они внимательно смотрели в спину кардиналу. Остальные сопровождающие, вежливо поклонились Высшему Святому суду, и вышли, закрыв за собой скрипнувшую дверь. Возле жаровни, скрестив руки на груди, стоял человек необъятного телосложения в красном колпаке. Палач. Рядом с ним, на земле, вилась изящная серебряная цепь. Будущий саван Мориса.
– Ты Морис, ранее известный как Морис Орлеанский, кардинал Франции? Отвечай.
– Да. Я известен под этим именем, – Морис облизал пересохшие губы. Спорить с судом не было нужды. Они и так все знали. Ответы – это просто еще один способ потянуть время в надежде, что Изгоняющие вдруг оглохнут или ослепнут и у него будет шанс вырваться из горного каземата.
– Суд уже давно все решил, и ты знаешь наше решение. Заслушай же, волю Папы, Святой нашей Церкви и Господа.
Морис скривил губы.
– Хозяин! Хозяин! Услышь меня! Помоги слуге своему! Ослепи Изгоняющих! Дай мне шанс, – мысленно воззвал он. Но в ответ ему пришла тишина.
Средний из судий встал и стал зачитывать приговор:
– За подлое убийство своих братьев, служителей Церкви, за приношение в жертву невинных младенцев, за людоедство, за желание жить вечно, за отречение истин и догм Святой матери нашей Церкви, за черное колдовство, которое проявилось в виде превращения в богомерзкого волка, за поклонение Сатане, ты, Морис Орлеанский, кардинал Франции, лишаешься всех званий и состояния. Имя твое будет предано забвению и удалено из всех церковных летописей, а затем проклято на веки вечные. А сам ты будешь казнен. Казнен солью, дабы не допустить твою черную душу к Сатане. Покайся сейчас. Признай свои заблуждения и грехи и когда случится Судный день, Господь наш, Справедливый и Всемогущий простит тебя.
Серые глаза Мориса яростно сверкнули.
– Нет. Я верен своему Хозяину, – произнес он, и Хозяин его услышал.
С ужасным криком, стоявшие за его спиной Изгоняющие схватились руками за глаза, стали кататься по каменному полу, кровь хлестала у них из глазниц и ушей, ни о каком контроле над пленником не могло быть и речи.
Морис облегченно вздохнул, Святая сила перестала на него действовать, он свободен! Это шанс к спасению. И тогда он произнес Слово.
Весь мир подернулся кроваво-красной поволокой, он слышал, как кто-то кричал, он краем глаза видел, как рванулись к нему монахи, поднимая над головой дубинки, видел, как палач с расширенными глазами под колпаком вжался в стену. Маленький сухонький старичок развернулся к бегущим и что-то вопящим от ужаса монахам и прыгнул к ним на встречу. Рука-лапа, уже покрывшаяся серой шерстью ударила первого монаха по лицу, снеся половину черепа. Удар дубинкой второго пришелся ему по правому плечу, но Морис не почувствовал боли. Плечо уже покрылось густой шерстью, под ним вздымались жгуты мышц, смягчивших удар. Морис упал на четвереньки и своим деформирующимся ртом, в котором вырастали ужасные желтые клыки, перекусил второму монаху обе ноги. Тот с воплем боли упал на пол, орошая камни и морду Мориса теплой ароматной кровью. Когда Морис обернулся к судьям и палачу он уже перестал быть человеком. Трансформация, которая раньше занимала больше десяти минут, произошла практически мгновенно. Хозяин расщедрился. Перед испуганными людьми, расставив лапы, и вздыбив шерсть на загривке стоял Зверь. Язык не повернулся бы назвать это существо волком. Это не было волком. Это было оборотнем, Зверем Дьявола. Ростом с годовалого теленка, с нелепой бочкообразной грудью, тупой мордой-рылом, из которой торчали не умещающиеся во рту желтые клыки, мощными лапами, весь покрытый густой серой шерстью… Лишь серые глаза напоминали о том, что раньше это был сухой семидесятилетний старик. Оборотень, не обращая внимания на замерших судей, подошел к вопящим от ужаса и боли Изгоняющим и с видимым удовольствием оторвал им головы. Затем наклонился над ближайшим трупом и стал вырывать из покойника огромные куски мяса.
