Ольга пожала плечами: — Ну, это не от меня зависит. Если есть какие вопросы, спроси. Может, отвечу.
Жанна задумалась: — Слушай, а ведь и страшно. Это как к гадалке. Только чувствую, ты в сто раз верней предскажешь. Ой, боюсь.
Ольга улыбнулась: — Не рви себя, а то совсем голову задурила себе, — Ольга уперлась ладонями в подбородок. — Ох, что–то я закрутилась сегодня. — Наташа, — обратилась она к девчонке, сидящей поодаль. — Хочу предложить тебе со мной в море пойти. В круиз, не шуточный, идти далеко. Но если дойдем, и денег заработаешь, и жениха встретишь. Уж поверь мне, все у тебя будет.
Девчонка испуганно заморгала: — Я же под следствием? Мне тюрьма светит.
Ольга отмахнулась: — Не бери в голову. Это как раз самое маленькое препятствие. В общем, думай, только сегодня. И не бойся, в обиду тебя не дам.
Наталья осталась сидеть с открытым ртом, а Ольга отошла на свое место.
Взбешенный олигарх выскочил из ворот изолятора и грохнул дверцей Мерседеса так, что водитель подпрыгнул от неожиданности, а охранник рванулся за табельным оружием.
— Поехали. Что заснул. Твою мать, — сорвал зло на невиновном водиле олигарх. Трехтонная машина взвизгнула резиной и снялась, как гоночный болид. Ошалевший от такого невиданного поведения обычно чрезвычайно сдержанного хозяина, водитель втопил педаль до пола.
Едва войдя в офис, Максимов распорядился: — Начальника охраны ко мне, живо, — референт вздрогнул и рванул выполнять: «Даже когда шефу сообщили о потере Нижнеудинского комбината, стоимостью в полтора миллиарда, тот так не рычал». «Что бы это могло быть?» — терялся в догадках секретарь, вызванивая безопасника.
Оповещенный о настроении патрона тот влетел, даже не нацепив галстук.
— Звали, Андрей Григорьевич? — поинтересовался он, просовывая голову в приоткрытую дверь сановного кабинета.
— Давай, шляется он, — пробурчал слегка отошедший глава холдинга. — Записывай. Все на эту тварь. Все отдать ментам.
— «Зарядить» столько, чтобы ее на параше сгноили, — проявил недюжинное знание уголовных реалий бизнесмен. — А сами трясите всех, кто с ней связан. Яхту в арест, деньги, что за ней, тоже. Я ее, блин, в Африку без штанов… Все, свободен, выполнять немедленно, к утру доложить.
Отпустив главного охранителя и чистодела, он расслабил галстук и автоматически потянулся к бару. Рука ткнулась в пузатую бутылку. Не глядя, плеснул в бокал и залпом махнул обжигающий напиток. Коньяк растекся по жилам, даря благодатное расслабление.
Но тут сердце кольнуло нехорошее предчувствие.
«Хватит на сегодня, домой пора», — решил он, подхватил с кресла скинутый в горячке пиджак и скомандовал референту: — Я отдыхать. Если что, звони на дачу.
Устроившись в салоне бронированного лимузина, пультом дистанционки выбрал музыку любимого Морриконе и откинулся на мягкие подушки. Машина стремительно неслась по пустой трассе, удаляясь от мегаполиса.
Удар, визг тормозов, и сила инерции кинула его на перегородку, отделяющую салон от водительского сиденья. Машина, пролетев еще с полсотни метров, замерла.
В интеркоме прозвучал голос телохранителя: «Все в порядке, Андрей Григорьевич. Ворону «лобовым» поймали. Главное, сволочь, будто специально ждала, — возбужденно закончил охранник. — Но стекло уцелело, трещины только. Сейчас Володя протрет и едем».
Озабоченный молчанием шефа охранник повторил: «Как слышите, прием». Однако Максимов по–детски шмыгал носом и молчал. Страх, возникший внизу живота, поднялся в желудок и сдавил его диким приступом изжоги. Ох, как давно он так не боялся. С тех самых пор, как ему, тогда еще мелкому торговцу компьютерным вторсырьем, прислали в конверте патрон от «Макарова». Однако те времена благополучно миновали, и он уже напрочь позабыл это паскудное чувство.
Кое–как продышавшись, олигарх скрипучим от злости голосом разрешил продолжить движение.
Остаток пути он сидел в тяжелом раздумье, не вспоминая уже про музыку.
Вид привычного интерьера слегка успокоил. Он прошелся по комнатам, зачем–то проверил окна. Включил свет и потянулся к пульту. «Что там, в мире, творится?» — мелькнула ленивая мысль. Его обожгло воспоминание. Он кинул взгляд на часы. Огромные стрелки фирменных часов, висящих в проеме, показывали ровно девять ноль семь.
Боль вспыхнула в груди. Заполнила тело и плотным комком сошлась под грудиной. Губы старались поймать хоть глоток воздуха, но онемевшие легкие не смогли втянуть ни капли. Он захрипел, обмирая от сознания, что это конец. Еще чуть–чуть, и ничего уже не станет.
«И для чего тогда вся эта суета? А она ведь знала! Ведьма!» — ему вдруг почудилось, что в полумраке, хотя горели все лампы, перед ним возникло светлое пятно. Оно уплотнилось, и вот уже видны стали пустые глазницы и надвинутый на лицо темный куколь капюшона.
«Что, что?!» — из последних сил он пытался вспомнить, что сказала ему та девчонка. Скрюченными пальцами выцарапал трубку и нажал кнопку.
Абонент отозвался сразу. Превозмогая мучительную боль, и судорожно перхая, Максимов хрипло прорычал: — Девчонку и тех, что с ней были, отпустить немедленно. Сейчас же, — вдруг понял, что может втянуть глоток воздуха. — Отвезти на яхту, извиниться. Дашь ментам, сколько скажут, но чтобы выпустили, немедленно.
— Дело жизни и смерти. Не выполнишь, пожалеешь люто, — сумел он выговорить почти связно. Привыкший ничему не удивляться начальник охраны подтвердил распоряжение. Максимов заметил, что неясная фигура начала растворяться и таять. Боль еще стояла в груди, но уже не так бесповоротно.
Добавил, припоминая: — С ней еще девчонка будет, звать Натальей. За кафель сидит. Заплати эти копейки, и пусть с ними отпустят. Да, извиниться нужно, — он, наконец, смог вдохнуть полной грудью. В трубке запиликали сигналы отбоя. И тут Максимов обнаружил, что сидит возле кресла и тупо смотрит на растекающееся по ковру сырое пятно. Он продышался, стянул мокрые брюки, шатаясь, двинулся в ванную комнату. Боль практически исчезла. Только холодный пот и сырое белье напоминали о приступе.
«Ах ты, паскуда», — вновь поднялась волна ненависти. Так меня запугала, что сам себе внушил. Разбрызгивая воду, выскочил из душевой кабины и ринулся к телефону. Боль вломилась без предупреждения. Совсем не так плавно, как в прошлый раз. Мешком рухнул на пол, теряя сознание от нового, еще более сильного приступа. Очнулся вдруг. Перед глазами расплывается узор дорогого ковра. Обессилено потянул к груди непослушные ноги. «Уже высох», — безразлично отметил он невесомость своего тела.
Приподнял голову и обмер, увидев свое лицо в зеркальной поверхности шкафа–купе. Однако не обвисшие вдруг щеки и огромные мешки под глазами напугали его. Поразил короткий, ухоженный ежик. Еще утром внимательно осмотренные на предмет седины волосы сейчас стали совершенно белыми.
