Дэвид Геммел - Мечи Дня и Ночи

— Почему?

Харад вскочил на ноги.

— Будет твоим вопросам конец или нет? — В это время Арин сбил Латара с ног и встал над ним. Третий брат, длинный рябой Васка, подскочил сзади и двинул Арину по шее, а Гарик тут же пнул противника по ноге. Молодой лесоруб, не устояв против внезапной атаки, тяжело повалился.

— А ну назад! — взревел Харад, шагая через поляну. Васка и Гарик отвернулись от упавшего Арина. Латар тем временем тоже встал. Харад прошел мимо них. Арин, оглушенный, сидел на земле. Харад протянул ему руку, чтобы помочь встать, но тут на него сзади налетел Гарик. Харад мог бы увернуться от его кулака, но вместо этого выпятил подбородок и принял удар. При этом он смотрел прямо на Гарика и с легким удовлетворением подметил в его глазах страх.

— Раньше надо было думать, свинячье рыло. — Харад правой рукой сгреб противника за рубаху, боднул его головой и разбил ему нос, а потом саданул левой. Гарик отлетел, повалился на зрителей и без сознания сполз наземь. На Харада наскочил Васка. Харад встретил его прямым слева, добавил правой и сбил Васку с ног. Он старался бить не в полную силу, однако Васка растянулся на земле без движения. Харад взглянул на Латара. Тот уже был весь в крови после схватки с Арином, подбитый глаз заплыл. Харад, отвернувшись, подал руку не совсем еще пришедшему в себя Арину. — Иди выпей воды, — посоветовал он, подняв Арина на ноги. — Глядишь, в голове и прояснится. — Керена, жена Арина, подбежала и увела мужа прочь. Латар, подняв кулаки, нетвердо шагнул вперед. Харад отвел его слабый удар и придержал Латара за руку. — Очухайся малость, и я пересчитаю тебе кости с полным моим удовольствием.

Отпихнув пораженного Латара, Харад вернулся к своему недоеденному обеду. Чарис снова подсела к нему. Он на мгновение закрыл глаза и вздохнул.

— А теперь чего тебе надо?

— Разве ты не чувствуешь, что поступил правильно, заступившись за Арина?

— Ничего я не чувствую. Дай мне поесть спокойно.

— Ты на праздник придешь?

— Нет.

— Почему? Там будет угощение, танцы и музыка. Тебе понравится.

— Не люблю я шума. И толпы не люблю.

— Все равно приходи. Мы с тобой потанцуем, — улыбнулась она.

— Я не умею.

— А я тебя научу.

Он снова закрыл глаза, а когда открыл, увидел, что она спускается к городу вместе с другими женщинами. Мужчины уже разбирали топоры и пилы, готовясь начать работу. Братьев Латара, так и не пришедших в себя, оттащили в сторонку. Латар стоял около них на коленях, и десятник, длинный и тощий Балиш, что-то ему говорил.

Харад доел и взял свой топор. К нему подошел Арин с заплывшим глазом и сильно побитым лицом.

— Спасибо тебе, Харад.

Харад хотел сказать ему, что он хорошо дрался или еще что-нибудь такое, дружеское. Но он не умел говорить такие слова. Он ограничился кивком и отошел.

— Ну, Харад, теперь держи ухо востро, — сказал ему Балиш. — Они люди мстительные.

— Ничего они мне не сделают, — сказал Харад. — Пусти, мне работать надо.

Размахнувшись, он всадил топор глубоко в ствол дерева.

Толстушка Керена, спускаясь с горы, догнала Чарис. — Спасибо, что уговорила этого бирюка вмешаться. Без него моему Арину совсем бы худо пришлось.

Чарис слегка рассердилась. При всей ее симпатии к Керене та, как и очень многие, очень уж любила судить других.

— Почему ты так говоришь? — Раздражение, несмотря на все усилия Чарис, все-таки прорвалось в ее голосе.

— Как? Что я такого сказала?

— Ты назвала Харада бирюком.

— Да ведь его все так зовут, — прощебетала Керена. — Бирюком или костоломом.

— Я знаю, как его называют. Не понимаю только, за что.

— Ну как же? — удивилась Керена. — Прошлым летом он сломал одному верхнему спину.

— Не спину, а челюсть.

— А я слышала, что спину. Шурин Арина мне говорил. Да хоть бы и челюсть. Харад всегда лезет в драку.

— Так, как сегодня? Теперь, выходит, его еще пуще начнут обзывать. Зря я просила его вступиться.

Керена покраснела и надулась.

— Какая ты поперечная нынче, Чарис. Я ведь тебе только спасибо хотела сказать.

Она отвернулась и заговорила с другой их товаркой. Чарис видела, что обе поглядывают на нее, и догадывалась, о чем они говорят.

О Чарис и бирюке.

Ей это казалось крайне нечестным. Всякий, кто взял бы на себя труд узнать Харада лучше, понял бы, что он совсем не такое страшилище, которым слывет. Просто люди ничего не хотят знать. Взгляд его серо-голубых глаз пугает их и отталкивает, и только она, Чарис, видит, как он одинок. Другие же видят его громадную силу и боятся, что он переломает им кости. Чарис видит, что эта сила стесняет его, а застенчивость мешает признаться в этом.

На окраине города замужние жены разошлись по домам, а Чарис с другими служанками пошла во дворец. В сумерки они снова поднимутся в горы, чтобы отнести пришлым лесорубам ужин. Мужчины будут работать там до самого праздника, то есть еще десять дней, и их надо кормить как следует. Получив свою плату, многие из них явятся в город и спустят все деньги за одну ночь, а после весело отправятся искать другую работу, чтобы хватило на зиму. Харад не такой. На заработанные деньги он закупит припасы, снесет их в свою горную хижину и будет жить вдалеке от людей, сколько сможет.

Чарис вздохнула.

Весь остаток дня она вместе с четырьмя другими девушками хлопотала на кухне, собирая ужин. Услышав грохот колес, она подошла к окошку. В клетке Рабиля-охотника метались четверо волков. Повозка свернула к решетке, запирающей вход в подвал. Чарис вздрогнула и осенила лоб знаком Благословенной Устарте.

— Чарис! — окликнул ее Энсинар, дворецкий. Она улыбнулась. Энсинар славный старик, добрый и покладистый, но одна его черточка у всех слуг вызывает смешки. Макушка у него лысая, поэтому он отпустил длинные волосы на затылке и зачесывает их на плешь. Ему, наверно, кажется, что так он скрывает свой изъян, а на самом деле всем все видно, особенно когда ветер подует. — Тебе ведь еще не доводилось служить гостю нашего господина?

— Нет, почтенный.

— Снеси ему поесть и кувшин с водой захвати. В кладовой есть окорок, запеченный в меду. Очень вкусный. Отрежь несколько толстых ломтей. И свежий хлеб не забудь. Сегодня хлебы, кажется, немного недодержали, ну да что поделаешь.

Чарис это поручение не обрадовало. Все слуги знали про незнакомца с голубыми, как сапфиры, глазами. Миру и Каласию он уже соблазнил. Чарис ругала девушек за то, что они этим похваляются.

— Неприлично говорить о таких вещах прилюдно, — сказала она, но девушки подняли ее на смех. — Вот узнает Энсинар, тогда посмеетесь. Он вас прогонит.