Снова пришла острая боль в боку. Повозку трясло заметно сильнее. К грохоту повозки добавился мой стон. Чьи‑то руки приложили холодную, мокрую ткань к моему лбу.
— Пить, — еле слышно хриплю.
— Сейчас Иркат, сейчас.
Похоже рядом Лоран. Дернулся полог повозки, больно резанув по глазам светом, через закрытые веки. Меня колотит озноб. По ощущениям лучше мне не становится. Интересно, сколько я уже без сознания? Снова свет в глазах, затем живительная влага касается моих губ. Сразу пить не могу, приходится со стоном ждать, пока пройдет боль. Лоран приподнял рукой мою голову, что вызвало острейшую боль в боку. Немного отдышавшись, начинаю пить. Вода прохладная, каждый следующий глоток дается все легче. Пью, пока кружка у моих губ не опустела.
— Еще.
— Нельзя сразу много. Подожди минут пять, я принесу потом еще.
— Сколько мы в пути?
— Вторые сутки.
— Движемся к темным землям?
— Да.
— Лекарства не помогают?
— Нет.
Дело было плохо. Похоже, мне придется сдохнуть раньше, чем планировалось. До столицы темных я вряд ли доживу. Второй шанс оказался неудачным.
— Иркат, ты меня помнишь?
— Нет. Извини, но ничего не помню. Кажется, что ты мой друг, но это так глубоко в голове. Может рана мешает сосредоточиться на воспоминаниях?
— Ничего, поправишься, обязательно вспомнишь.
— Поверь, я очень хочу вспомнить.
Повозку тряхнуло на кочке, заставив меня скорчиться, застонав от боли. Бок горел огнем. Когда боль немного отступила, я обратился к Лорану:
— Покажи мне рану.
— Иркат, не стоит лишний раз трогать повязку.
— Пожалуйста, мне нужно увидеть самому.
С тяжелым вздохом, Лоран принялся разматывать повязку на мне. Было больно, каждое его движение отдавалось болью. Я изо всех сил старался не терять сознание. Когда рана оказалась доступной к обозрению, я попросил Лорана поднять мою голову. Приподняться самому не было сил, ведь при этом нужно напрячь мышцы пресса.
Я ожидал увидеть неприятную картину. То, что я увидел, превзошло все мои ожидания в худшую сторону. Весь левый бок почернел. Из небольшой дырки в боку текла сукровица. Я не врач, но интуитивно это похоже на гангрену. С учетом того, что местный лекарь и лекарства не помогли, жить мне осталось недолго.
— Можешь опустить голову.
— Я намажу мазь, раз уж размотал тебя, — решил Лоран.
— Мажь.
Было больно. Как ни старался парень, в трясущейся повозке любое движение отдавалось болью. Я стонал, но терпел, не позволяя себе терять сознание. Валяться в беспамятстве мне уже порядком надоело. Хотя я сомневался, что продержусь долго, сил было совсем немного. Когда, наконец, перевязка была закончена, я попросил воды. Лоран снова выскользнул из повозки за водой. Живительная влага немного улучшила мое самочувствие. Хотя может я уже постепенно привыкаю к боли от тряски.
— На чем мы движемся? — спросил я, чтобы спросить хоть что‑то.
— Потрох выкупил для нас целую повозку в караване. До границы нас довезут, а там подыщем другой транспорт.
— Я сомневаюсь, что столько проживу.
— Не думай о плохом, гони прочь дурные мысли. Все будет хорошо. Через три дня доберемся до города, где есть хороший лекарь, он тебе поможет. Мы специально узнавали, там есть очень известный лекарь.
— Ты сейчас пытаешься меня утешить. Спасибо Лоран, ты похоже настоящий товарищ.
— Я не товарищ, я твой лучший друг. Ты мне, как старший брат.
— Я это чувствую где‑то здесь, — прикладываю правую руку к сердцу. Левой шевелить совсем не хочется. Лоран в волнении сглатывает комок в горле. Парень старается сохранить выдержку изо всех сил. Я где‑то глубоко в душе благодарен ему за это.
— Сколько мне лет?
— Тебе восемнадцать, мне шестнадцать. Мы с тобой неразлучная парочка с детства. Нас даже называют знаменитой парой, в честь наших имен. У тебя имя святого у меня имя короля.
— Потрох, это мужчина, который говорил с лекарем?
— Да. Он тебе как отец. Он тебя подобрал на улице совсем маленьким и обучил ремеслу, — пояснил друг, не дожидаясь вопроса.
— Я вор?
— Конечно, как и я. Мы самая знаменитая пара в городе. Нам всегда сопутствует удача.
— Не всегда, — рассмеялся я. За что тут же был наказан приступом боли и ужасным кашлем. Что‑то булькало внутри меня очень неприятным звуком. Хотелось повернуться лицом вниз и как следует прокашляться, выгнав мокроту из бронхов или легких. Но сил прокашляться не было, боль в боку заставляла подавлять кашель. Похоже мои дела совсем плохи.
— Потерпи, я сейчас.
Лоран принялся копаться в вещах, затем приподняв мою голову, стал поить меня горькой настойкой.
— Пей, это лекарство. Оно поможет тебе.
Я очень сильно сомневался, что мне хоть что‑то поможет. Конечно, настойку я пил, но без какой либо надежды.
— Мы едем одни? — через время спросил я. Похоже, настойка стала действовать, боль немного отступила. Только теперь меня начало клонить в сон.
— Нет. Потрох оплатил нам проезд с торговым обозом. Так значительно безопаснее.
— Да что у нас брать.
— Ящер, повозка, нас самих могут в рабство продать. Хотя на тракте разбойники не часто шалят, особенно в этой стороне. Они больше к темным землям ошиваются, там им есть куда скрыться от погони. Да и вообще там жизнь неспокойная, вот всякая мразь и отирается.
Интересно мы с Лораном тоже относимся к мрази или вор, по его мнению — почетный гражданин? Вопрос я задать не успел, веки сомкнулись, отправляя в очередной раз меня в сон.
Наконец, пробуждение оказалось неожиданно приятным. У меня не болел бок. В теле ощущалась слабость, но боли в боку не было. Повозку все так же потряхивало на кочках, но бок больше не болел. Голова была словно набита ватой. Глаза, нос и рот грели огнем. Похоже у меня жар. Свет больно режет приоткрытые глаза. Постепенно пытаюсь осмотреться. Я в повозке один. Похоже, мой друг куда‑то вышел. Мне как обычно хочется пить. Хочу попросить воды, но нет сил для крика. Во всем теле ужасная слабость. Прислушиваюсь к организму. Моя радость была не долгой, я практически не чувствовал левую сторону тела. Пошевелить левой рукой и ногой я не мог. Сил поднять голову, чтобы осмотреть рану, у меня не было. Скорее всего, гангрена распространяется с большой скоростью. Возможно это мое последнее пробуждение. Нужно дождаться Лорана. Хоть напьюсь воды в последний раз. Ждать пришлось долго. Хорошо, что я не терял сознания. Боли больше не было, только слабость и апатия. В сознании крутились остатки мыслей. Сосредоточиться на чем‑то основательно не было сил.
— Пить, — прошептал я, когда в повозку нырнул Лоран.
