Ознакомительная версия.
Но когда прозвучал приговор, Неллас вдруг разрыдалась.
— Где же его теперь искать? — всхлипывала она. — Он ушел из наших земель, а мир велик.
— Его разыщут, — ответил Тингол. Он встал с места, а Белег увел Неллас из Менегрота; и сказал он ей:
— Не плачь. Если Турин жив и бродит еще по земле, я найду его, пусть даже все остальные устанут искать.
На следующий день явился Белег к Тинголу и Мелиан; и сказал ему король:
— Белег, дай мне совет, ибо я в печали. Я усыновил сына Хурина, и он останется моим сыном, доколе сам Хурин не явится из мрака и не потребует своего обратно. Не хочу, чтобы обо мне говорили, будто я без вины изгнал Турина в глушь. Рад бы я был снова увидеть его здесь; ибо я любил его.
И ответил Белег:
— Я буду искать Турина, пока не найду. Я приведу его в Менегрот, если сумею; ибо я тоже люблю его.
И тогда он отправился в путь; и по всему Белерианду, средь множества опасностей, искал он вестей о Турине, но тщетно; а меж тем прошла зима, а за ней весна.
Теперь речь снова пойдет о Турине. Он, считая себя изгоем и думая, что король станет преследовать его, не вернулся к Белегу, на северные границы Дориата, а отправился на запад, тайно покинул Хранимое Королевство и очутился в лесах к югу от Тейглина. До Нирнаэт в тех лесах жило немало людей. Они селились отдельными хуторами. Они были по большей части из народа Халет, но не признавали никаких владык; кормились они охотой и хлебопашеством, пасли свиней в дубравах и обрабатывали огороженные лесные вырубки. Но теперь многие из них погибли или ушли в Бретиль, а все, кто остался, жили в страхе из-за орков и изгоев. Ибо в те жестокие времена в глуши жило немало бездомных и отчаявшихся людей. По большей части то были несчастные беглецы, уцелевшие в битвах, или покинувшие свои земли, разоренные войной; но были среди них и такие, кого изгнали в глушь за преступления. Эти изгои кормились тем, что можно было добыть в лесу, но зимой, в голодное время, они делались опаснее волков, и те, кто еще держался за свои дома и земли, так и звали их: гаурвайт, люди-волки. И вот человек пятьдесят таких изгоев сбились в шайку и разбойничали у границ Дориата. Их ненавидели не меньше орков — среди них было немало подонков, готовых перегрызть глотку своим же родичам. Самым отчаянным из них был некий Андрог — его изгнали из Дор-ломина за то, что он убил женщину. Были там и другие из той земли: Алгунд, спасшийся из Нирнаэт, самый старый из разбойников, и человек, называвший себя Форвегом. Форвег был главарем шайки. Белокурый, с бегающими глазами, был он высок и отважен, но вел себя недостойно адана из народа Хадора. Разбойники держались начеку и всегда, и в походе, и на стоянке, высылали дозорных, и потому, когда Турин забрел в их владения, они вскоре заметили его. Они выследили Турина, окружили его, и, выйдя на поляну, через которую бежал ручей, он внезапно увидел вокруг себя людей с обнаженными мечами и луками наготове.
Турин остановился.
— Кто вы такие? — спокойно спросил он. — Раньше я думал, что лишь орки охотятся на людей, но теперь вижу, что ошибался.
— Да, ошибался, и еще пожалеешь об этом, — ответил Форвег. — Это наши владения, и чужаков мы сюда не пускаем. Если у чужака не найдется выкупа, ему придется поплатиться жизнью.
— Выкупа у меня не найдется, — рассмеялся Турин, — я всего лишь нищий изгой. Если не верите, можете обыскать меня, когда убьете, но это вам дорого обойдется.
Однако похоже было, что смерть его близка: разбойники натянули луки и ждали лишь приказа главаря — мечом до них было не дотянуться. Но на берегу ручья валялось немало камней, и Турин, видя это, внезапно нагнулся, как раз в тот миг, когда один из разбойников, разозлившись на гордые речи Турина, спустил тетиву. Но стрела пролетела мимо цели, а Турин, выпрямившись, метко запустил в стрелка камнем. Тот рухнул наземь с разбитой головой.
— Вам было бы больше пользы, если бы взяли меня к себе, на место этого несчастного, сказал Турин, и, обернувшись к Форвегу, добавил: — Ты, что ли, здесь главный? Что ж ты позволяешь своим стрелять без приказа?
— Я этого не позволял, — ответил Форвег, — но его быстро наказали. Я возьму тебя вместо него, если ты будешь послушнее.
Но двоим разбойникам это не понравилось. Один из этих двоих был другом убитого. Его звали Улрад.
— Хорошенькое дело! — воскликнул он. — Убил одного из лучших людей, и его за это примут в шайку!
— Он сам напросился, — возразил Турин. — А что до того, кто лучше — я предлагаю вам обоим померяться со мной силой, с оружием или голыми руками, и тогда будет видно, гожусь ли я на его место.
С этими словами Турин шагнул в их сторону, но Улрад отступил и меряться силами не захотел. Другой опустил лук и смерил Турина взглядом. Это был Андрог из Дор-ломина. Наконец он покачал головой.
— Не-ет, я тебе не ровня, — сказал он. — Да и никто из нас, по-моему. Ладно, будь с нами, я не против. Вот только лицо у тебя какое-то странное — опасный ты человек. Как твое имя?
— Я зовусь Нейтаном, "невинно осужденным", — ответил Турин, и с тех пор разбойники звали его Нейтаном. Он сказал им только, что пострадал от несправедливости (и всегда готов был поверить тем, кто говорил о себе то же самое), но не рассказывал ни о своей жизни, ни откуда он родом. Но разбойники видели, что он знатен, и что, хотя при нем нет ничего, кроме оружия, оружие у него эльфийское. Он скоро завоевал их уважение, ибо был силен и отважен, и был лучшим следопытом, чем они; и товарищи доверяли ему, ибо он не был жаден и мало заботился о себе; но его боялись, ибо он мог внезапно вспылить, а они не понимали причины его гнева. В Дориат Турин вернуться не мог, да и гордость не позволяла; в Нарготронд, со времен гибели Фелагунда, никого не принимали. Народом Халет, людьми Бретиля, он пренебрегал, считая их ниже себя; а отправиться в Дор-ломин он не решился, ибо все пути были перекрыты, и Турин думал, что в одиночку нечего надеяться перейти Тенистые Горы. Так Турин и остался с изгоями; ибо невзгоды жизни в глуши легче переносить, когда рядом есть хоть какие-то люди. Турин хотел жить, и не мог постоянно ссориться со своими товарищами, а потому ему приходилось смотреть сквозь пальцы на их злодеяния. Но временами в нем пробуждались жалость и стыд, и тогда он бывал опасен во гневе. Так жил он до конца того года, и пережил трудную, голодную зиму, а потом пришло Пробуждение, а за ним ласковая весна.
Так вот, как уже говорилось, в лесах к югу от Тейглина еще были отдельные хутора людей, отважных и бдительных, хотя теперь их оставалось немного. Они не любили изгоев, и не особенно жалели их, но зимой, в холода, оставляли в лесу кое-какие съестные припасы, так, чтобы гаурвайт могли найти их — они надеялись, что это убережет их дома от нападения оголодавших изгоев. Но изгои были не более способны на благодарность, чем звери и птицы, так что лесных жителей защищали в основном собаки и заборы. Земли каждого хутора были обнесены изгородью из колючего кустарника, а вокруг домов шел вал с частоколом; отдельные хутора были связаны торными тропами, и жители могли позвать на помощь, трубя в рог.
Ознакомительная версия.
