Торопить встречу не хотелось.
И колом в горле стояла догадка: рассказал! Отец все рассказал! Про грин-карту… Сейчас Олег Васильевич пожелает ему счастливого Диснейленда, пожмет руку и попросит вернуть форму — зачем она юному американцу?!
От одной этой мысли в Женькином животе разливалась противная, вяжущая слабость.
Если он рассказал, я его возненавижу, думал Женька, завязывая шнурки ботинок. Если он рассказал…
Там ведь был тот, другой тренер! Зачем-то Олег Васильевич привел его — именно сегодня! Посмотреть на Женьку, это же ясно, они верят в него, они видят для него перспективу… «Шубин — будет забивать»…
Ведь Шевченко когда-то тоже было тринадцать лет!
Женька закусил губу. Он был легок на слезы — и знал за собой этот грех.
Раздевалка опустела. Женька сидел, прижав к животу мяч. Смотрел в покрытый рваным линолеумом пол.
* * *
Все мальчишки давно переоделись — Женьки не было видно.
Дима ждал, покусывая травинку. Повернуться и уехать сейчас было глупо. Означало признать поражение. В конце концов, может быть, Женька и не заметил его…
Если бы не заметил — вышел бы вместе со всеми.
Дима смотрел, как пацаны прощаются — надолго, до завтра. Как несколько парней рассаживаются по великолепным машинам — юных футболистов ожидают два «Мерседеса» и джип. Как прочие, помахав рукой, отправляются к троллейбусной остановке пешком.
Шикарные авто отъехали, оставив Димин «жигуль» в одиночестве.
Да где же он, в конце концов?!
Будто почуяв скорый конец Диминого терпения, приоткрылась дверь. Вышли двое — маленький Женька и его огромная динамовская сумка.
— Эй, мистер Ребров!
В Диминой веселости была изрядная толика фальши. Сын посмотрел на него, как на чужого. Нехотя, чуть прихрамывая, подошел.
— Женька, ты чего? Нога болит?
— Ты сказал? — враждебно спросил сын.
— Что? — растерялся Дима.
— Ты сказал Олегу Васильевичу… про Америку?
— Нет, — Дима удивился, как такое могло прийти Женьке в голову. — Я поздоровался… и спросил, как у тебя дела.
Женька помолчал; лицо его чуть просветлело, но враждебность не исчезла до конца:
— Зачем приехал?
— Подвезти тебя, — терпеливо сказал Дима. — Я как раз был рядышком, и решил тебя подвезти.
Женька перевел взгляд с отца на «жигуль» и обратно.
— Тогда бы хоть машину помыл…
— Что?
— Машина грязная.
Дима смотрел на сына, пытаясь понять, издевается он, провоцирует — либо просто говорит первое, что пришло на ум.
— Помоем, — сказал он через силу. — Ну, садись…
— Обойдусь.
И, закинув на плечо свою огромную сумку, Женька пошел прочь по дороге — один. Всем своим видом показывая, что лучше ходить пешком, чем путешествовать в облепленной грязью развалюхе.
* * *
Наспех сделав математику, он поставил в видик кассету с лучшими голами столетия — то была его гордость, его коллекция. Уселся в кресло, положил на колени учебник истории; нажал на «Play».
…Его величество гол — квинтэссенция игры. Его величество гол — момент экстаза; гол — красота и поэтика любимой игры. Гол — мгновение, ради которого миллионы людей забывают о своих заботах, гол — это восторг и траур, в зависимости от того, чьи ворота поражены. Женька собирал голы по разным передачам, переписывал у ребят; тут были и старые голы в черно-белой записи, и новые, последние; в цвете, с повторами и рапидом… Из классики — великолепные голы «с ходу» короля футбола Пеле, потрясающие финты Гарринчи, заканчивающиеся отчаянием вратаря… А вот Бышовец с лету, через себя «ножницами» забивает в девятку в далекой Мексике — недаром ему там поставлен памятник за красоту игры… Тут были голы на разный вкус — и с пенальти, и с игры, забиваемые и головой, и ногами, и даже руками — знаменитый гол Марадоны, лукаво забитый сборной Англии при позорном недосмотре судьи — и, как говорил потом хитрющий виртуоз, то была «рука Господа»… Тут были немыслимые по траектории голы Шукера и Ривалдо на последнем чемпионате мира, и знаменитый недавний удар Шевченко на последних минутах — резаный со штрафного, нокаутировавший выигрывавшую сборную России и повергший ее болельщиков в состояние шока. Тут был и коварный, с центра поля, «парашют» Ачимовича на 84-й минуте, наказавший не успевшего вернуться в ворота Шовковского — гол, размазавший по стенке сборную Украины и лишивший ее возможности играть в Европейском первенстве…
Особенно красив гол со стандартного положения. Стандартное — это поединок команд, психологическая схватка; это спорт, цирк, балет, война…
Учебник что-то там талдычил про Запорожскую Сечь. В это время молодой Лобановский пробивал с углового знаменитый «сухой лист»… Черно-белая старая запись…
Ныли мышцы. Слипались глаза.
Женьке виделся Богдан Хмельницкий, отдающий пас казаку с оселедцем, в широченных шароварах, Шаровары разлетались на ветру, пряча в складках мяч; узкоглазый татарин в воротах широко раскрывал руки, прыгал — и пропускал, ревели трибуны, гол, гол…
Учебник истории соскользнул на пол.
Женька спал.
* * *
Он набивал мяч во дворе у стеночки и уже собирался домой, когда подошли соседи Игорь и Леха, один на два года старше Женьки, другой на три.
— Шуба, дай мяч поиграться с пацанами.
Один раз он уже давал им мяч. Через две недели получил, наконец, обратно — никуда не годный, черный, тряпку, а не мяч.
— Это не мой, — соврал он. — Мне его завтра надо отдать.
— Так слушай, мы до завтра вернем.
— Не мой это. Не могу.
И, подхватив мяч, заторопился домой.
Уже у подъезда услышал за спиной презрительное:
— Зазнался, бля… Динамовец…
* * *
(…Они… туда-сюда. Иногда все стихает, тогда я решаюсь перейти… но как только я выхожу на твердое, они появляются снова. От них идет ветер… Запахи… Бензин, резина… Они сигналят, увидев меня, я лежу, прижавшись к земле брюхом… Они задавят меня, как только я выйду из кустов… Я должен бежать туда, за дорогу… я должен бежать! Туда… Они перекрыли мне путь… Что мне делать?! Что делать?!)
* * *
В субботу класс повели в планетарий.
Здоровенная фиговина посреди зала называлась «скаймастером», то есть делателем неба; Женьке понравилось это слово. Чем-то похоже на «плеймейкер».
Симпатичная тетка недолго рассказывала про звезды, про созвездия, а потом предложила всем посмотреть рассвет.
Это было классно — темнота, звезды, такая музыка, потом край «неба» стал наливаться красным, светлеть, светлеть…
И вот из-за «горизонта» выкатился круглый красный мяч — такой яркий, что Женька даже зажмурился.
