Спальня — средняя из трех комнат. Ее современный интерьер резко контрастирует с почтенным средневековьем гостиной. Ясно, что Рэндом и Вайол, въехав, поменяли обстановку. Во времена Оберона здешнее убранство было ближе к древнеримскому, чем к современному, однако Рэндом подолгу жил на теневой Земле и проникся иными вкусами.
Диван и кресло у южной стены так и приглашают посидеть, под окном рядом с камином стоят письменный стол и другое кресло. На столе — документы с королевской печатью; взглянув на них, мы видим, что это — поправки к соглашениям внутри Золотого Кольца. Каминный очаг огромен и красив; много слухов ходит о том, сколько времени Рэндом и Вайол якобы проводят на мягком ковре прямо перед ним. Я, впрочем, не верю, хотя бы потому, что прямо напротив стоит их большая медная кровать.
На каминных полках и столах расставлены статуэтки. Они изящны, блестяще выполнены и представляют разных членов королевской семьи. До самого последнего времени мы не знали, кто их создатель. Поскольку Вайол слепа, мы не подозревали в ней скульптора, тем более такого великолепного.
Ее мастерская занимает восточную часть покоев. Здесь совсем немного мебели, зато мы можем видеть несколько скульптур на разных стадиях изготовления. Особенно замечательна одна, та, что на ковре под окном.
Это — лепной портрет Рэндома; Вайол как-то сумела запечатлеть и его серьезность, и лукавство. Рядом с ковром стоит ее рабочая скамья, стол соприкасается с южной стеной. За ширмой в северо-восточном углу хранятся запасы глины.
Запланировано, что с этого этажа будет вход в библиотеку, но он еще недоделан. Библиотека занимает два этажа, вдоль второго проходит галерея. Предполагается завершить этот этаж, чтобы разместить больше книг и рукописей. Рэндом обещает начать работы в будущем году.
Впрочем, пока есть только ряд больших окон. Сквозь них библиотека кажется куда более унылой, чем на самом деле. Рэндомовы барабаны торчат, как заноза в глазу, книжные шкафы напоминают холодные, пыльные стеллажи почти всех теневых университетов.
Изучая живопись в Вассаре, я старалась по возможности реже бывать в библиотеке, но помню, что, едва войдя, сразу чувствовала усталость. Амберская библиотека совсем иная, но кажется такой, когда смотришь в окна.
В стене есть дверь, постоянно запертая. Впрочем, на галерею, куда она ведет, можно попасть по лестнице с нижнего этажа.
Фехтовальный зал и лаборатория
Фехтовальный зал ничем не отличается от большого спортивного. Здесь обыкновенно учатся фехтованию, здесь же разыгрывались почти все самые знаменитые поединки. Особенно зрелищна была недельная бессонная дуэль между Дворкином и Обероном в начале истории замка, хотя двухдневное состязание Рэндома и Корвина стоит почти рядом. Первая, разумеется, относится к области легенд. Второе закончилось, потому что у Корвина было назначено свидание.
Заметнее всего в фехтовальном зале отсутствие чисто учебного оружия. Здесь нет рапир, всего несколько шпаг и огромное количество сабель. Чаще всего сражаются именно на саблях, поскольку принцам не интересно фехтовать, если нет угрозы для жизни. Для начального обучения используются шпаги, но никогда — рапиры. Эрик, создавший амберскую школу фехтования, считал, что сражаться рапирой — все равно что курить не взатяжку: общее представление дает, только непонятно зачем.
Лаборатория используется и для различных научных целей (в частности, Бенедикт проверял здесь тезис Пригожина «Порядок из хаоса»), однако ее главное назначение — лечебное. Вдоль дальней стены стоят пять больничных коек, у ближайшей — столы и шкафы, за ширмой в южной части помещения расположены лабораторные столы.
В шкафах хранятся хирургические инструменты, микроскопы и приклад к ним, а также все необходимое для оказания первой медицинской помощи. Все принцы и принцессы когда-то побывали в Тени врачами, и каждый привез какие мог методы. Часть из них химически невозможны, другие помогают. Однако в замке лечат только членов королевской семьи и слуг.
Почти все пользовались лабораторией для изучения ядов. Особенно интересовался их составлением Брэнд; Бенедикт разрабатывал противоядия. Здесь же получают антибиотики против завезенных из Тени болезней. Некоторые из них с трудом поддаются лечению.
Конечно, всегда можно прихватить в замок аптекаря из Тени. Впрочем, не было случая, чтобы он доставлялся с теневой Земли. Пока по крайней мере.
«У стола сидела женщина в сине-зеленом платье с узким глубоким вырезом и широким воротником. Ее длинные волосы и пышная челка были цвета облаков на закате или, может быть, напоминали тот ореол, что окружает пламя свечи в темной комнате; я почему-то знал, что это их естественный цвет. Ее глаза за стеклами очков, которые ей, по-моему, совершенно не требовались, были той пронзительной голубизны, какой обладают воды озера Эри безоблачным летним днем» (из Хроник Корвина).
За несколькими неотделанными и запертыми помещениями находятся мои покои. Размерами они уступают только королевским и, в отличие от всех остальных, продуманы исключительно хозяйкой, то есть мной. Они — самые новые в замке, их переустройство было закончено в смутные времена междуцарствия. Я вполне справедливо сочла, что никто не обратит внимания.
Вход, расположенный в северовосточной стене, задает тон всей остальной обстановке. Мебель из Франции времен Наполеона, потому что эта эпоха — моя любимая. Ковер в гостиной доставлен прямиком из Версаля. Портрет Наполеона на дальней стене заказан императором специально в подарок мне. Я попросила его, ради меня, снять свою дурацкую треуголку.
Из гостиной попадаем в комнату, которую я люблю больше других в замке. Мебели мало, но вся она великолепна, убранство позаимствовано из той же эпохи; здесь я могу расслабиться и стать вполне собой. Круглый стол в середине сделан в Авиньоне, многие другие вещи — в Марселе и Ницце. На письменном столе лежит красивое пестрое перо, высокие растения в углу — быстро растущие цветы из Эрегнора. Из темных рам по стенам мрачно смотрят портреты многих великих мужей; я была с ними близка, и понимайте это слово как угодно.
Два предмета в первую очередь останавливают взгляд. Первый — дивной красоты золотая арфа в западном конце комнаты. Она происходит из Флоренции и была подарена мне Муссолини, когда я в 1930-м останавливалась в Венеции. Второй — чучело белого коня в полной сбруе. Это любимый жеребец покойного лорда Байрона. Сам Байрон изображен в полный рост на портрете, который вы видите на северной стене, его плащ сливается с черным штормовым небом.
