Повернувшись ко второму, бродяга прошел мимо него, поднял с земли мешок, свалившийся с одной из лошадей и на минуту остановился. Оглянулся на Тайгу.
— В расчете. — после этих слов он вернулся на дорогу и пошел прочь.
Второй парень, помоложе и пониже ростом видимо решил, что лучше не ввязываться и просто молча остался в стороне.
Девушка какое-то время смотрела на удаляющуюся фигуру, а затем подскочила и кинулась за ней, подминая под себя рваные грязные юбки. Останавливать ее никто не стал.
* * *
— Спасибо. — она засеменила рядом со своим спасителем, больше похожим на лешего, настолько заросшим и грязным он был. Постоянно оглядываясь назад, она с радостью отмечала, что расстояние между ней и ее обидчиками все увеличивается, и они не двигаются.
Какое-то время они шли рядом. Бродяга ни разу даже не глянул в ее сторону. И постепенно, Тáйга стала понимать, что неизвестно кого стоит бояться больше, случайных встречных на дороге или подобных спасителей, ведущих себя крайне странно и непонятно. Сейчас он лишь вернул долг. Или что там могло значить его «в расчете», но тогда чуть не придушил ее.
И он мог говорить, но молчал, пока его чуть не пристрелил сын советника. Кто в здравом уме будет молчать под стрелами и стоять совершенно спокойно? И его сила. Он тащил ее через весь город, только что отшвырнул мужчину как ком земли. Если у него возникнет желание испробовать свою силу на ней вновь, она даже пискнуть не успеет. А кто знает, что придет к нему в голову через минуту?
«Сумасшедший! Боги забрали у него страх вместе с разумом. Но наделили огромной силой.»
Она сбавила шаг, отстала. Бродяга шел все так же вперед, не обращая на нее никакого внимания. Девушка снова вошла в кромку леса и привычно стала пробираться, вглядываясь вперед на дорогу.
Тряпица с хлебом так и осталась лежать где то позади, в траве, вместе с куском рукава от и без того уже повидавшего виды платья.
Заросший спаситель уже давно исчез из поля зрения, солнце стало клониться к закату, и засосало под ложечкой. Ни воды, ни хлеба. Неужели придется рассчитывать только на утреннюю и вечернюю росу? Тáйга поежилась. Клонясь к горизонту, солнце постепенно забирало с собой тепло. А ночи в лесу были довольно холодными в середине весны.
Стало быстро темнеть. Напоровшись два раза лицом на ветки, Тáйга чуть не вышибла себе глаз. Тогда она углубилась в лес и стала готовить себе лежбище на ночь, таская ветки и охапки листвы. Все-таки, не привыкла она к таким условиям. Теоретически, все выглядело просто: добраться до старого дома, вырыть свое добро. И подумаешь, несколько ночевок в лесу и пешком несколько дней. На деле же, все тело ныло, а лес и днем не походил на безобидного соседа, все время оглашаясь странными шорохами и звуками. А ночью, так вообще нагонял страху любым легким порывом ветра в ветвях.
Отец говорил, что в лесу зверей бояться не стоит. Просто так они не полезут к человеку. Если только это не медведь и не стая волков. Да и те предпочтут обойти опасность и поживиться кем-нибудь менее незнакомым.
Но все равно было страшно.
Она уже было устроилась на неуютном ложе, когда заметила впереди отблеск огня. Такое соседство могло предвещать все, что угодно: от сытного ужина, до более серьезных неприятностей, чем те, что уже случились.
Тихо, насколько могла, она прокралась вперед, к огню и застыла: на небольшой опушке сидел все тот же бродяга перед небольшим костром, вытряхивая из отобранного мешка вещи.
Правильнее было бы уйти обратно в лес, холодный, но понятный. Свернуться калачиком на приготовленных листьях и попытаться заснуть, чем проверять, насколько опасен сумасшедший.
На несколько мгновений, он отрвался от своего занятия и посмотрел прямо через костер на скрывавшуюся в ночной мгле и лесу Тайгу. И она готова была поклясться, что он ее видел, несмотря на темноту и расстояние между ними.
Девушка тихо отступила назад, возвращаясь к своему ложу. Но в темноте никак не могла найти собранную кучу. А огонь вдалеке манил.
Она дала себе слово, что просто подойдет поближе и посмотрит, что он будет делать, а потом уйдет, но ноги сами вынесли ее к огню, настороженную и сжимающую в руках свой нож.
На этот раз он даже головы не поднял.
— Доброго привала! — она потопталась у костра, ощущая приятное тепло, — Стало холодно, я замерзла. Если ты не против, я посижу здесь.
Тáйга осторожно присела у костра, напротив бродяги, дальше от огня, чем хотелось бы, готовая сорваться в любой момент.
«Неудачное соседство, очень неудачное.»
Но он никак не отреагировал, продолжая очень медленно вытряхивать содержимое мешка и ковыряться в нем.
«И не буду ему мешать.»
В отблесках огня, среди темных ветвей, ее незнакомец казался чудовищем из леса, какими пугают в сказках детей. Но складывалось впечатление, что Тáйга интересовала его меньше всего на свете. Он никак не отреагировал на ее появление, не поднял головы, не посмотрел. Вряд ли он видел, кто вышел к нему на огонь. Если только он действительно не рассмотрел ее тогда, в первый раз, когда она пряталась в темноте. Или он настолько уверен с себе, что справиться с любым врагом? Или все же безумие?
Глядя, как он очень медленно перебирает грязными пальцами одежду и вещи насильника, словно впитывая их в себя, можно быть смело уверенной во втором. Но если этот безумец соображает, что и кому он должен, может, все-таки безопаснее с ним рядом, чем в лесу одной?
Так она гадала, следя глазами за медленными движениями незнакомца. Слишком медленными. Казалось, он засыпает, сидя над вещами. Этот огромный тюк в воняющих темных обносках, заросший волосами и облепленный мусором.
Девушке внезапно стало страшно. Липкая гадость страха расползлась по всему телу. Взявшись непонятно откуда, она неумолимо захватывала все больше и больше пространства. Костер уже не грел так сильно. А лес перестал казаться неудобным и холодным местом для ночлега. Фигура напротив, методично разбирающая одежду и припасы насильника, стала походить на мертвеца, чудом ожившего и молча продолжающего свой странный ритуал.
И когда она все же собралась сбежать с этой мертвой полянки, он поднялся. Медленно и молча. Без звука. Просто вырос внезапно вверх грудой тряпья.
Тáйга обмерла от ужаса. В свете костра багровые тряпки и темные волосы до пояса совсем перестали быть человеком. Он направился к ней, застывшей на земле. Наклонился…
Перед ее расширенными зрачками мелькнуло на мгновение светлое бледное пятно лица. Повеяло холодом так, что захотелось кричать. Но крик не шел, застревая где-то внутри. Словно замораживаясь на полпути к глотке. Потом она ощутила легкость в руке. Он забрал нож и вернулся к себе на место.
