Дверь закрылась за ним медленно и тихо. Слышно было, как он быстро уходит по коридору. Шаги затихли, и снова наступила проклятая здешняя тишина, бесившая Меншикова.
Он встал и прошелся по комнате от окна к двери. Взял карандаш и быстро нарисовал портрет Роми – беспечной и веселой. Нарисовал рядом динго с тугими мускулами под шкурой, готовую к бою. Делать все равно было нечего, и он продолжал методично покрывать стену портретами знакомых, изображать убитых им в свое время зверей, пейзажи планет, на которых охотился, наконец нарисовал «остроухого», стоящего на коленях в позе смирения и раскаяния перед человеком в форменной куртке «Динго», утолив тем малую толику злобы.
После обеда он некоторое время забавлялся – без особого удовольствия издевался над своим роботом. Задавал ему вопросы, понятные только человеку, и злорадно усмехнулся, когда робот плел логически-этимологическую паутину безупречно вежливых фраз, тщетно пытаясь понять, о чем с ним говорят.
Кое-как дотянул до ужина. После ужина потянулись мучительные часы скуки посреди тишины, такой нестерпимой тишины, что временами он ковырял в ушах пальцами, пытаясь избавиться от несуществующих пробок. Это не помогало, пробки засели плотно, и тогда приходилось шагать по комнате, преувеличенно громко топая, или ругаться вполголоса.
Слух его, и без того острый, был в этой кладбищенской тишине напряжен до предела, и слабый стук двери он отметил сразу, еще и потому, что был на своем этаже единственным заключенным. Так что выглянуть в коридор, безусловно, следовало.
С первого взгляда он понял, что происходит, «Остроухие» совершили очередной разбой на большой дороге, пополняя опустевшую тюрьму. По коридору летела вереница шаров, и каждый нес перед собой на переплетенных щупальцах бесчувственного человека. Девять шаров, девять пленников. Расширили зону захвата? Похоже на то…
Дождавшись, когда шары разместят новоприбывших и улягутся у дверей, Меншиков вошел в комнату напротив (шары не препятствовали) и попробовал привести в сознание лежавшего там человека, но тот не реагировал ни на деликатное потряхивание, ни на более активные способы. Бесполезно. Видимо, они должны были проснуться только утром, и Меншиков отступился.
Ситуация осложнилась – теперь Меншиков отвечал и за новоприбывших. Кому и отвечать за них, как не ему, единственному попавшему сюда добровольно, по заданию, с оружием? Роми он вынужден был отдать, но больше не собирался отдавать никого. Любыми правдами и неправдами он должен был завтра попасть в лес.
До полуночи он не ложился спать. Сидел на лестнице у входной двери и ждал звонкого цоканья каблучков по квадратным плитам дорожки. Он умел терпеливо ждать, но после полуночи понял, что на этой планете нет доброты и не случается чудес и Роми не вернется. При попытке представить ее последние минуты нахлынула такая злость, что он побоялся возвращаться в комнату к оружию, долго сидел на широкой ступеньке, ни холодной, ни теплой. Не без труда справившись с собой, – где вы видели железных людей? – он встал, прошел по коридору и осторожно открыл дверь в комнату Абдель Фатаха.
Глава 8
Воспоминание во сне
От разгоряченного коня остро пахнет потом – старинный запах, непременно сопутствовавший набегам, войнам и путешествиям. Конь стрижет ушами, мотает головой и косит глазом в ту сторону, куда ушел Роб, – значит, чует. Волк близко. Коню страшно, это древний-предревний страх перед проворными серыми зверями, прошли тысячелетия, люди давно избавились от страха перед зверями и летают к звездам, но запах волка по-прежнему, по-древнему пугает коня, не способного ощутить Течение времени. Умей он говорить, обязательно крикнул бы всаднику, что нужно убегать, но у всадника в руке камча с зашитой на конце свинчаткой, и зачем ему бежать, если этого волка он выслеживал три дня?
И вот он несется, вымахнул из тугаев, серой молнией стелется над степью. Пошел! Горячий жеребчик несется следом, стелется в намете над горячей сухой землей, седыми пучками ковыля, а волк не оглядывается, не может он оглядываться, шея не так устроена, не способен. Гремят копыта, тысячу лет назад здесь проходили степняки, пятьсот лет назад здесь шли на Крым русские войска, а теперь по древнему пути Меншиков несется за волком, прилетев в отпуск с далекой звезды. Все изменилось на этой земле, в этом мире, только гром копыт остался прежним, и не меняться ему, не исчезнуть, пока живут на Земле кони. Вот он, близко, ближе, близехонько… Ну-ка сплеча!
Й-э-э-э-эх!
Конь, похрапывая, с удовольствием наблюдает, как умирает волчище, – череп рассечен на скаку мастерским ударом, пушистые метелочки ковыля подплывают кровью…
Утром столовую было не узнать. Ровно двадцать шесть новичков, заняты все свободные комнаты. Среди пленников были три девушки и, что гораздо интереснее, двое неизвестных чужого облика – темная кожа, блестящие желтые волосы, подстриженные по незнакомой моде, огромные египетские глаза. Долгожданные братья по разуму, надо же, в тюрьме встретились… Они сидели в уголке, ели осторожно, всего понемногу, и украдкой осматривали столовую и людей. Судя по их глазам, они поняли, что оказались здесь пленниками среди пленников, с ними произошло то же самое – всемогущие боги с разлета натыкаются на невидимую стену и падают вниз, в грязь, где нет никого, кто признал бы их богами…
Новоприбывшие земляне вели себя разнообразно. Кто-то вполголоса возмущался без особого энтузиазма, кто-то лихо бодрился перед девушками, чтобы успокоить их, а заодно и себя самого, но большинство настороженно и выжидательно помалкивали. Меншиков определил, что здесь астронавты с трех звездолетов (не считая, разумеется, чужаков). Он давно уже управился с завтраком и неторопливо потягивал сок, когда за дверью раздалось знакомое «шлеп-шлеп» и появилась давешняя парочка тюремщиков. А может, это были другие, пока что все они казались ему на одну морду.
В столовой воцарилась космическая тишина. Меншиков, с умыслом усевшийся у самой двери, приготовился мимикой и жестами дать тюремщикам понять, что он смелый доброволец, жаждет незамедлительно отправиться в лес.
– Сергей Варгин, ваша очередь, – сказал диск на поясе тюремщика. Меншиков вскочил так поспешно, что «остроухий», приготовивший было рефлектор-погонялку, издал протяжный чирикающий звук. Должно быть, удивился, не ожидал подобного энтузиазма. Или, наоборот, одобрял, кто его знает…
Как и Роми вчера, Меншиков стал пятым пассажиром прозрачного диска. Диск вертикально взмыл вверх. Прежде чем он на большой скорости вошел в лиловый туман, Меншиков увидел все, что ему было необходимо.
