А что вообще делать в городе двоесущному?
Локкер уже собирался перекинуться, но не успел - на него с откровенным восторгом уставились два лохматых молодых человека, ждущих на пустой автобусной остановке рядом с собственными рюкзаками:
- Нет, ну ничего себе! Смотри, Берни, лось!
- Крутой лосяра... сохатый... Ох, и рога же... Не боится, здорово!
Они разом схватились за рюкзаки, но в движениях этих людей ничего угрожающего не было. Локкер подошел поближе и увидал, как названный Берни достал из кармашка на рюкзаке плоскую серебристую коробочку с круглым стеклянным глазом. Знакомая вещица - фотоаппарат. Такое уже случалось видеть, у Хольвина, у его товарищей из Лиги. Всем известно, зачем человеку это надо.
Хочет изображение Локкера себе. На память. Лестно.
Локкер улыбнулся про себя и остановился в живописной позе Победителя Трех Турниров, высоко вскинув голову, красиво развернув рога. Гостям из Лиги так очень нравилось.
Щелкнуло. Вспыхнул и снова вспыхнул яркий свет.
- Вот чудной зверь! Прямо тебе позирует, ручной, что ли?
- Жаль вечер, света мало... лось, лось подойди под фонарь, а?
Они не отнимут много времени, подумал Локкер и вошел в желтый холодный луч. Фотограф восхищенно ахнул и щелкнул еще несколько раз; его приятель, наконец, нашел в рюкзаке то, что искал - мятую бумажную пачку с печеньем, уже на две трети пустую.
- Эй, лосяра! Красавец! Ты печенье ешь? - и сделал несколько шагов вперед.
- Ты полегче все-таки, - сказал Берни, опуская фотоаппарат. - У них осенью гон, они того, бывает, бесятся ни с того, ни с сего...
Его тон, встревоженный, но не перепуганный, вытащил Локкерову Старшую Ипостась. Берни еще раз щелкнул и вспыхнул, делая изображение смены сущностей. Его товарищ присвистнул:
- Ничего себе, а?! Перевертыш! Лось-перевертыш! Ах ты, зеленая кровь...
- Ты печенья-то дай ему, - сказал Берни и улыбнулся. - А то показываешь и не даешь... я б на его месте обиделся.
- Спасибо, - сказал Локкер смущенно. - Я голодный.
Товарищ Берни еще более смущенно протянул пачку, не подходя особенно близко:
- Держи, трескай...
Локкер взял. Берни щелкнул и это.
- Тебе спасибо, лосяра... классные кадры, народ обзавидуется. Знаешь, я лосей-перевертышей только по телевизору видел разок, и то, говорили, что уникальный, мол, фильм. Даже не мечтал сделать такие фотки...
Локкер улыбнулся. Печенье было сладкое, пахло ванилью. Чтобы накормить лося, потребовалось бы пачек тридцать такого печенья, но для того, чтобы лось набрался спокойствия и храбрости для путешествия по городу, хватило и тех кусочков, которые остались у людей с фотоаппаратом.
Людям явно хотелось его потрогать, но они не посмели, а Локкер по застенчивости своей натуры не стал предлагать. Но когда подошел автобус, и людям, и зверю было одинаково жаль расстаться.
Новым знакомым Локкера все-таки надо было ехать, они долго ждали - и им пришлось втащить внутрь рюкзаки. Потом автобус поехал, а они махали в маленькое окошко. Локкер проводил их взглядом и пошел дальше. У него потеплело на сердце.
Эти молодые мужчины не были Хозяевами, конечно. Но что-то от Хозяев в них чувствовалось - может, веселая отвага? Или любопытство? Приятная встреча.
Потом Локкер шел по шоссе до тех пор, пока на него не рявкнул человек в сером, с металлическими бляшками, перепоясанный кобурой:
- Эй, хиппи! Тебе говорю, длинный - куда прешься по проезжей части?! Под колеса захотел?!
Локкер виновато улыбнулся, чуть пожав плечами. Этот человек тоже не враг. Он всего лишь не хочет, чтобы с Локкером случилась беда. Следует выполнить то, что он требует - перейти на полосу асфальта, приподнятую над шоссе и огороженную поребриком.
Вообще-то доброжелатель не обязан быть вежливым. Хиппи - это бранное слово? Раньше никто не называл Локкера так.
Локкер послушался серого, поднялся на поребрик и пошел дальше. Город постепенно оказался не впереди, а вокруг. Локкер впервые очутился в этом странном месте, впервые видел его своими глазами - не так уж это было и приятно.
Очень много шума. Чуткие уши Локкера различали целую реку резких звуков; он никак не мог разобраться, какие из звуков опасны, а к каким нужно притерпеться, потому нервничал. От резкого металлического скрежета шарахнулся в сторону, подумав, что так может скрежетать только смертельная угроза - а оказалось, что ничего особенного: два вагончика на стальных колесах едут по рельсам, как электричка-коротышка, скрежещут на поворотах. Всюду только и слышишь гул машин, шелест колес по асфальту, скрип, вой неживого металла, свист электричества, протяжные звенящие стоны мертвой материи, движимой электрическим ветром... всюду горят холодные пронзительные огни, бездушный свет лезет в глаза, режет мозг. По серым ячейкам электрических сот с уханьем проносятся ослепительные световые волны, дико-красные, жутко-синие... тяжело дышать от бензиновых паров.
Локкер мотал головой, пытаясь избавиться от ноющей боли в висках, и брел в отчаянии, почти наугад. Красные круги загораживали путь, чтобы множество машин могло промчаться мимо по своей асфальтовой реке; зеленые круги изображали память о живом, память о лесе и лете - открывали дорогу. Локкер шел вместе с людьми, которые куда-то торопились, громко говорили и пили из жестяных банок что-то с запахом таким резким, что хотелось отвернуться и чихнуть. Многие пускали изо рта ядовитый дым. Ожидая, пока можно будет перейти дорогу, Локкер стоял рядом с молодыми мужчинами, вдыхающими эту едкую вонь - кто-то выдохнул струю дыма в его сторону и рассмеялся, когда Локкер поспешно отпрянул.
От города хотелось спрятаться. Убежать в какое-нибудь тихое уютное место, лечь на пожухлую траву среди высоких кустов, полежать, поджав под себя колени, подумать в покое... Локкер невольно оглядывался в поисках такого места, но не мог его найти. С огромных светящихся полотнищ, стоящих на бетонных ногах, громадные буквы вопили в самые глаза: "Не пропустите грандиозную распродажу!", "Вы будете счастливы с нами!", "Не теряйте времени, покупайте телевизор нового поколения!" - Локкер не помнил, что такое телевизор, и не знал, что такое распродажа. Рядом с буквами изгибались нарисованные человеческие женщины - их нагие тела не были прикрыты ни шкурой, ни одеждой; везде мелькали голые, в позах гона, освещенные теплым светом, оранжевые и розовые, рядом с яркой всякой всячиной. На узких полосках земли, не закованной в асфальт, росли скорченные полумертвые деревья. Всюду выли машины, всюду толпились люди, всюду грохотал и ослеплял светом город; из дверей очень светлого и очень большого магазина взревела оглушительная человеческая музыка. Локкер потихоньку выбивался из сил; вдобавок моросил дождь, Старшей Ипостаси было холодно.
