Робин была потрясена. Она почувствовала порыв магии падуба, ее спокойствие внезапно улетучилось, и на смену пришла студеная стремительная волна, подобная холодному ветру с моря. Но при этом девушка ощутила, что корона отреагировала не на норманнскую кровь Орильяка, а на некую неправильность в его отношении к происходящему. Ей смутно припомнились слова матери о том, что подобные вещи во многом происходят из-за неприязни норманнов к падубу и дубу, которая повсеместно поддерживалась и укреплялась как вера — а вера обладает собственной силой. Изредка — реже, чем оборотни, — встречались люди, которые вообще не верили в магию. Они отличались невероятной устойчивостью к заклинаниям, а иногда вообще могли остановить действие магии. Ученые мужи полагали, что подобное поведение — всего-навсего еще одна разновидность магии.
Два рыцаря из свиты Орильяка помогли ему подняться. Бастард стер кровь с лица, смерил Вильяма взглядом, развернулся и отошел к своим сторонникам. Он быстро переговорил с главными из них, затем его люди начали разворачиваться и теснить простолюдинов, расчищая выход с поля.
— Орильяк! — крикнул Вильям. — Я не давал тебе дозволения уйти! Здесь есть и другие мои кровные родичи. Если кто-нибудь из них добьется успеха, остальные должны будут поклясться в верности избранному наследнику.
При этих словах четыре феррамента придвинулись ближе к тому месту, где стоял Орильяк; в стиснутых кулаках бастарда читалась ярость, а в развороте тела — он снова повернулся лицом к камню — осторожность.
Вильям посмотрел на другую группу рыцарей и дружинников, стоящую за тремя молодыми людьми, что хмуро глядели на камень. В отличие от Орильяка они были не в кольчугах, и их яркие наряды бросались в глаза на фоне одежд других мужчин.
— Ну, племянники?
— Мы подождем, пока ты умрешь, дядя, — откликнулся молодой человек в ярко-синей тунике и шапке с серебристым верхом. Он взглянул в сторону Орильяка и добавил: — А потом разделим все поровну.
Вильям расхохотался.
— Жан, ты честен, как всегда. Но я пока не собираюсь умирать и полагаю, что именно сегодня отыщу своего наследника, которому вы принесете клятву верности.
— Кому? — поинтересовался Жан. — Орильяк не смог вытащить твой меч, мы с братьями даже пытаться не будем. А больше никого и нет.
Вильям снова улыбнулся и повернулся к толпе. Он ничего не сказал — просто стоял и ждал. Толпа смолкла, и стало так тихо, что Робин не слышала ничего, кроме стука собственного сердца и пульсации крови в жилах на шее.
— Клич железа у ворот замка! — вдруг произнес Жан. Среди общего молчания голос его прозвучал странно и пронзительно. — Кто это был?
Какой-то ворон каркнул и описал круг над полем. Какой-то одноглазый мужчина протиснулся в первый ряд и остановился за спинами Робин и Жоффрея.
Робин запустила руку под тунику, собираясь достать обломок стрелы с наконечником из слоновой кости. И тем не менее она колебалась. У нее никогда больше не будет такой возможности убить короля Вильяма, и все же…
Одноглазый ткнул Жоффрея мизинцем в поясницу. Это прикосновение не сокрушило бы и мухи, но норманн-придворный рухнул. Он непременно упал бы на Робин, но она уже сделала шаг вперед. Девушка выскочила из-за двух ферраментов, словно детская игрушка из коробочки, и оказалась на всеобщем обозрении.
Робин направилась к Вильяму, и присутствующие снова ахнули, ведь они видели перед собой норманна-мальчишку, бедняка, крестьянина, который шел к королю Англии и Нормандии, гордо вскинув голову.
— Принцесса Робин, — обратился к ней Вильям.
— Дедушка.
Из толпы донеслись пронзительный вскрик, нервный смех, а следом — множество голосов, требующих тишины. Орильяк ринулся вперед, но ферраменты стремительно преградили ему дорогу. Вильям подал знак, и его лучники в черных нараменниках придвинулись поближе, не спуская глаз с Орильяка и его свиты.
— И что это? — негромко, так, чтобы слышно было только им двоим, поинтересовался Вильям. — Что ты там прячешь? Древко? Может, сначала выслушаешь меня?
Робин кивнула и тут же почувствовала, что совершила ошибку. Ее мужество и ярость были напряжены, как тетива натянутого лука, и она не могла долго удерживать их в таком состоянии. Девушка стиснула стрелу и убедила себя, что лишняя минута ничего не решает. Просто Вильям расстанется с жизнью чуть позже.
— Убей меня — и ты умрешь, — продолжал король. — Англия погрязнет в войне. Все, чем дорожил твой отец, будет потеряно…
— Ты убил моего отца! — хрипло выдавила Робин.
Вся толпа с любопытством подалась вперед, желая услышать, о чем говорят эти двое.
— Он умер в битве, с мечом в руке, как и твоя сестра. Я сожалею об их кончине, в особенности о Меревин. Робин, моя смерть не вернет их к жизни, а твоя смерть не принесет никакой пользы. Надень корону, возьми мой меч, и через год-два ты будешь королевой Англии и Нормандии!
Вильям схватил Робин за плечи. Девушка дернулась от его прикосновения и едва не сломала стрелу. Он был так близко, и так легко было вонзить стрелу меж его старых ребер — прямо в сердце. Никакие защитные заклятия, которыми окутывает себя любой мастер железа, не устоят перед острым наконечником из слоновой кости.
Робин приподняла локоть и потащила стрелу из-под туники.
— Ты моя внучка, — тихо добавил Вильям. Он закрыл глаза и подался вперед, словно стремясь в ее объятия. — Делай, как знаешь.
«Ищи новое начало», — услышала Робин голос Меревин, и ей показалось, что сестра стоит у нее за плечом. Внезапное карканье вороньей стаи над головой едва не заглушило эти слова.
Но Меревин рядом не было, был лишь старый дед, который так и застыл с закрытыми глазами, положив руки ей на плечи. Была толпа, переполненная волнением и ожиданием. Присутствующие сознавали, что все они — свидетели великого и необычайного события. Были три внучатых племянника Вильяма, уставившиеся на Робин, словно на некое странное существо. Был Орильяк, очевидный враг, которого удерживала лишь его временная слабость.
Робин вспомнила, как сорвала рог с плеча сестры. Вспомнила, как неслась вниз по склону. Вспомнила глухой звук, с которым на Меревин обрушился удар железного рыцаря.
«Понимать, когда нападать не следует…» «Ищи новое начало…» Голос Меревин эхом звучал в голове Робин — и, возможно, будет звучать до конца ее жизни.
Робин медленно вернула стрелу на место и вытащила руку.
— Я никогда тебя не прощу, — прошептала она. — Но я возьму твой меч.
Потом она произнесла громко, так, чтобы слышала толпа:
— Дай мне корону!
