Рилг посмотрел в усталое лицо друга.
— Ты прав, не остановят. Он, знаешь ли, умнее и хитрее всех нас, иначе не был бы сейчас королем Долины, хоть и Черным. Могу посоветовать тебе одно: внимательнее присматривай за братом. Инмор — это твое незащищенное сердце, надежда на продолжение рода Барсов. Если Холмар доберется до него, ты не скажу — пропал, но окажешься в весьма затруднительном положении. Ему надо прижать тебя к стене, поскольку убить тебя он не может. Пока не может.
— Скажи лучше, что я полностью окажусь в его руках, — Вик Редмир горько усмехнулся.
— Да, пожалуй, так будет правильнее. Но ведь Холмар не глупец, он понимает, что, пока жив союз с Ринн Туархом, тебя трогать нельзя.
— Холмар — да, но не Баруш! — тихо воскликнул горячий Редмир, наклонившись к Рилгу через стол. — Он был мясником, а стал правителем Лигрии — из грязи в князи, как говорится, он не успокоится, пока не вырубит под корень весь мой род. Из Редмиров остались только Инмор и я, причем я… — Вик умолк и стиснул зубы так, что они скрипнули. Но Рилг и так знал, о чем он хотел сказать.
— Инмора охраняет Оярлик, а лучше него никто не справится с этим.
— Это так, но ты же понимаешь, если степняки возьмут Эйрим… — возразил Вик Редмир и только сейчас, приглядевшись, в неровном свете единственной свечи, заметил, что лицо Рилга пестреет синяками и свежая ссадина багровеет на левой скуле.
— А кто это тебя так разукрасил? — он даже не пытался скрыть удивления. — Это же ты нахватал их не далее чем сегодня! И чему ты так улыбаешься?
Рилг наклонился к нему и торжествующе прошептал:
— Я нашел его, Вик! После стольких лет бесконечных дорог… Я его нашел!
Глаза князя вспыхнули, он весь подался вперед:
— Значит, не напрасно?.. Кто он? Из какого рода? И это он так тебя отделал? Рилг, это невозможно, мы уже не надеялись! Где он? Я хочу его видеть!
— В соседней комнате. Но пока знакомиться с ним не советую, нрав, знаешь ли, у него слишком буйный.
— Понятно, — рассмеялся Вик. — Как же ты собираешься идти с ним к Горящей скале?
Рилг осторожно пощупал синяк под глазом.
— Еще не знаю. Но он принесет в Долину Огонь, даже если мне придется тащить его в Окаль на веревке! Клянусь рогатым драконом!..
Ведя в поводу покрытого испариной коня, Кирч Скронгир пробирался по сугробам и посылал всевозможные проклятья холодной неуступчивой зиме — доживала старуха последние дни, вот и злилась на весь мир.
Так случилось, что последние три дня степняки его гнали, как зверя. Скольких стычек он избежал, чтобы не обнаружить себя, сколько раз отсиживался в лесах и глубоких ложбинах, по пояс в снегу, не имея возможности нормально поесть, поспать и согреться. Но три дня назад степняки сумели напасть на его след и долго гнались за ним на своих маленьких выносливых лошадках. На удачу Кирча скоро эти низкорослые животные начали тонуть в снежных завалах и постепенно отстали. Кирч перешел скованный льдом Сигрув и оказался в Скавере, а сюда степняки вторгаться пока не осмеливались — жадные до наживы, они все же побаивались нарушить запрет Черного Короля. Однако это не касалось хессов — убийц ормитов и разорителей деревень, они не признавали ничьих запретов и каждый день совершали набеги на приграничные поселения, якобы в поисках служителей Огня, а на самом деле занимаясь грабежом. Горцы, защищаясь, выстроили по всей приграничной линии несколько хорошо укрепленных крепостей и все же не могли пресечь всех попыток проникнуть на свои земли.
Кирч держал путь к Велни — самому большому из трех озер, которые соединялись между собой судоходной Лучной. Вокруг Велни расположились множество деревень, и в одной из них он собирался остановиться на ночлег. Добрался Кирч до нее на исходе дня, а темнело зимой быстро, и свернул к широкой заводи, над которой возвышалась мельница. Еще издали он услышал стук топора и улыбнулся — ему ли не узнать этот стук!
Сложенная из камня старая мельница сейчас выглядела неприветливо. Ее засыпал снег, на стенах безжизненно повисли засохшие плети дикого винограда, а большое деревянное колесо застыло в неподвижности. Все это походило на разоренное покинутое гнездо. Но Кирч едва ли замечал сиротливое бесцветье домов, какое бывает только зимой, потому что помнил, как зеленеют эти клены и могучие липы, как вьется цветущая виноградная лоза, как шумит, падая в каменный желоб, вода и лениво вращается тяжелое мельничное колесо.
— Эй, Гуиром! Развалится колесо, если будешь так усердно стучать по нему!
Рука мельника, сжимающая топор, замерла в воздухе, а сам мельник, сидящий на колесе верхом, сердито произнес:
— Когда ты оставишь привычку подкрадываться, Кирч Скронгир? Я же чуть было не свалился! А свалился бы — костей бы не собрал!
Кирч рассмеялся, впервые за несколько дней. Гуиром тем временем спустился и теперь придирчиво разглядывал его.
— Жив, здоров, но голоден, — подвел он итог. — Пошли в дом.
Переступив порог, позвал:
— Жена! Эй, жена! Быстро накрывай на стол, что там у тебя есть! Кирч вернулся.
На его зов, как из-под земли, выросли трое мальчишек и радостно повисли на Кирче. Один тут же получил кинжал, другой — меч, а третьему — большему — было доверено расседлать коня.
Вышла хозяйка, перепачканная мукой, она крутила жернова.
— Где ж ты пропадал, Кирч? — они обнялись и расцеловались. — Давно ты к нам не заглядывал! Мы как раз ужинать собираемся, ты-то в последний раз когда ел?..
Кирч уселся на лавку и привалился спиной к стене. Вот теперь он мог, наконец, расслабиться. В этом доме ему всегда были рады, и чувствовал он себя тут легко и свободно. Слушая разговоры, детский смех, звон посуды, треск поленьев в печи, он отдыхал телом и душой, ненадолго оставив за порогом все нерешенные дела. Копившаяся много дней усталость, которую он изо всех сил гнал от себя, теперь навалилась, словно камень, и могучие плечи его поникли.
После ужина Гуиром, видя, что Кирч с трудом борется со сном, велел детям оставить гостя в покое и отправил его спать, отложив на потом все вопросы, которые ему не терпелось задать.
…Проснулся Кирч уже за полдень, свежим и отдохнувшим. Со двора доносился стук топора. Наскоро перехватив то, что осталось от завтрака, он взял второй топор и пошел помогать Гуирому.
— Никак зима не кончится, проклятые холода, — приговаривал мельник, орудуя колуном. — Чуть мороз ослабнет — вода начинает течь, а к ночи все опять смерзается. Не выдержит колесо. Я шапку стал носить, вот до чего дошло, смолоду не носил. Старею.
Гуиром сдвинул на затылок кроличью шапку и взглянул на Кирча, который сидел на поперечине и ловко срубал ледяные наросты с лопастей. Его длинные темные волосы стягивал на лбу неизменный кармак — кожаный ремешок, на кармаке не было никаких знаков — заявить о том, что ты страж, означало навлечь беду на ормиту, такие вот настали жестокие времена.
