- Я лишаюсь дара речи, сэр, - отозвалась Скудно-Бедно. - Но без точного познания винтика машина не заработает, колесо не завертится, энергия воды будет потрачена впустую, безо всякой цели.
- Не смею перечить, сладкая моя, но ваше возражение кажется не вполне удачным.
- Да, подозреваю, сэр. Правильное обучение должно обнимать обе крайности.
- Как и лежащее в середине. Я посмею...
- Что-то вижу, - вмешался Муштраф, вставая и прикрывая глаза рукой. - Земля? Там холмы?
Остальные торопливо стали у борта.
- Отлично, сержант, - сказал Грубит. - Это Хребты Блуэда. Не вижу ли я также... о да, вытащенные на берег баржи. Высадка неизбежна, друзья мои.
Муштраф знал, что у Грубита самые острые глаза, и не усомнился в его словах. - Мы слишком глубоко сидим, сэр. Надеюсь, доберемся.
- Если нас отнесет, все заметят наше отчаянное положение. На холмах полно людей, вижу на гребне наблюдателей. Надеюсь, они уже снеслись с Блуэдом через садок. Еще приятнее, вижу столбы дыма. Уже разведены костры. Похоже, мы не умрем от истощения.
Муштраф оторвался от борта. - Велю передавать весть из уст в уста, сэр. Иначе мы сбежимся на один борт и...
- Разумная мысль, сержант. В подходящий момент мы развернем баржу рулем и поищем наиболее пологое место для высадки.
Недалеко от группы морпехов Хесталан из Ратида лежала, спрятав лицо в кольце рук. Глаза были полны слез. Она, как никто из ратидов на этой барже, понимала натийский и даже малазанский язык. В ее деревне жил беглец с юга, малазанский дезертир. Сначала его едва терпели, но затем стали уважать. Когда он умер от лихорадки, два года назад, жители оплакали его как родного. Хесталан отлично его помнила, ведь он почти десять лет помогал ей по хозяйству.
Морпехи были странными людьми. Сколько ударов кулаком в лицо они готовы вынести, только чтобы встать снова? Они как будто жили для того, что бросать вызов миру. Да, эти солдаты и офицеры бичевали себя за то, что спасли мало Теблоров. Почти не говоря о своем горе, о своих павших. Составлен список - и ничего больше. Словно на этом ужасное событие закрыто и забыто. О нет, их грызли воспоминания о ратидах, не вытащенных из потока, тех самых ратидах, которые готовы были рубить их без пощады.
Недавно, перед самой зарей, прижавшийся к ней ради тепла Багидде начал шептать на ухо, излагая свои наблюдения. Врагов так мало, что можно просто столкнуть их в воду, убить всех, твердил он, ибо разве они не враги?
Хесталан попросила его перевернуться, чтобы она смогла прижаться сзади и обнять его руками ради тепла. Она так неловко возилась, что он не заметил веревки в руке, которая уже обернулась вокруг шеи. Да, убить лежащего на палубе старого приятеля оказалось просто и быстро.
Пока не рассвело, Хесталан успела поднять и столкнуть тело за борт. Труп плеснул, исчезая в воде.
Голос в полутьме что-то пробормотал по-малазански: слова сочувствия по другу, который не сумел выжить. Она буркнула благодарность и снова легла на доски.
Вот и спасай иных. Некоторые не способны изменить мышление, даже когда мир перевернутся, враг стал спасителем, недруг братом. Они думают по-старому, по законам прошлого мира, где насилие было под рукой, как и жажда убийства. Хесталан понимала, но не сочувствовала. Перевернутый мир явил ей лик бога, прежде сокрытый лишь потому, что прежде она была слепа. Что ж, теперь она прозрела.
"Я умру за своих морпехов. И буду убивать ради них. Багидде не понимал, не смог совершить странствие сердца. Уверена, так и продолжалось бы. Он сеял бы семена раздора. И я поняла, что нужно сделать".
Морпехи не могли спасти всех ратидов. Ожидать такого было безумием, но безумием столь славным и ошеломительным, что она рыдала до сих пор, скрыв лицо, прижав щеку к мокрой палубе.
Родные и чужаки, все сочли, что она печалится по внезапно умершему Багидде, и оставили в покое. Но она знала: вскоре подойдет морпех, встанет на колени и предложит выпить из бурдюка - дар драгоценный, ведь пресной воды становится всё меньше - и отойдет, коснувшись рукой плеча, или спины. Коснувшись с сочувствием.
Она знала, так будет. Знала, что это значит. Это значило всё.
Омс молчал, ведь сказать было нечего. Голова все так же болела, иногда он терялся, впадая в полное смущение. Они сидели над водой, на вершине холма. Сзади склон шел выше. Далеко на западе виднелись столбы белесого дыма - значит, выжившие добрались туда.
Омса мучили смутные видения. Дикая скачка, которой не было конца. Кошмар наяву, то и дело сменявшийся полной пустотой. Когда сознание вернулось, они со Штырем стояли в тысяче шагов от холма. Трупы лошадей остались где-то там. Он не оглянулся.
Вот тучи разошлись, послав вниз малую толику тепла. Омс сидел в нескольких шагах от сержанта. А тот плакал по лошадям. Плакал и плакал.
Что мог сказать Омс? Ничего.
Рано или поздно - скорее поздно - Штырь утихнет. Утрет грязь с лица и встанет. Омс присоединится, так же молчаливо, и они пойдут на запад. Чтобы найти друзей.
Есть ли смысл в том, чтобы благодарить мертвых? Омс не знал, но это его не останавливало. Он шептал благодарности, едва выпадал подходящий момент. Ему выпал остаток жизни, годы жизни для того, чтобы помнить. В королевстве мертвых созданий, если такое существует, два животных поднимут головы, услышав благодарность, высоко поднимут, чтобы видеть в высокой траве, и солнце окатит их яркими лучами, и его молитва согреет их.
Он надеялся, что будет примерно так. Если нет - позор вселенной!
Сначала там не было где укрыться, но берег наполнился разной древесиной. В топкой грязи лежали сучья и целые стволы, бревна и доски с разрушенных ферм и тому подобная всячина. Вам Хана помогал морпехам другого батальона подбирать материалы. Вместо палаток будут хижины. Первой проблемой стало отсутствие инструментов. Они потеряли свои вещмешки и тюки. Сначала помогло креативное использование магии, затем с юга показался родной обоз, привезя новости о спешащей от Блуэда помощи и тяжелый фургон с саперным снаряжением.
Хижины собирались почти из ничего. Затем появились дома. Лагерь строился по военной схеме, но стал напоминать городок. Три команды морпехов воздвигали подобающие казармы и столовую, облизываясь при мысли о предстоящем ужине. Вам Хана оказался среди конопатчиков: затыкал щели между бревнами, для чего брезентовые мешки набивали глиной и приносили со всех сторон. К счастью, было лето и переохлаждение им не грозило, но ледяное море сильно понижало температуру, особенно ночами. Не было одеял и матрацев. А значит, в каждом жилище требовались земляной очаг и хорошая вентиляция.
Перемазанные глиной мешки быстро сохли под солнцем, облака сгорали. Вам Хана оказался рядом с Сторпом, хозяином таверны из Серебряного Озера. Тот не стремился к общению, чему Вам был рад.
Он понимал, о чем могут сейчас толковать выжившие из его роты. Проклятие Вама Ханы продолжается. Куда бы ни шел он, следом несчастье и гибель; вокруг него редеют ряды. Он знал, что прочитает в их взглядах. Лучше быть подальше, а потом подать рапорт о переводе. Как можно скорее.
Они перешли к следующему дому, больше прочих. Для семей ратидов. Теблоры возвышались над морпехами. Двое детей сидели у входа на гнилом, негодном для стройки бревне. Трудно было видеть в них детей - они были выше Вама. Голод и шок сделали их вялыми, тусклые глаза следили за Сторпом, притащившем очередной мешок, чтобы Вам Хана набрал пригоршни холодной влажной глины.
- Почему не просите помощи? - сказала девочка, белокурая и с золотистым блеском в голубых глазах. Ее брат лишь тупо озирался.
Вам Хана не сразу понял, что она говорит на натийском, хотя с сильным акцентом. - Ах, - отозвался он, - мы привыкли трудиться командой. Строим везде, куда ни пошлют. Форты, рвы, и каменщики и плотники... - Он замолчал, поняв: она не понимает всех этих слов. И пожал плечами. - Оставьте, мы справляемся.