Но это касалось только вольных араксов; вотчинники же тем и отличались, что обязаны были защищать свои вотчины от всевозможных посягательств, ибо во все времена они составляли основу Засадного Полка и хранили его традиции. В Урочищах доживали остаток своих дней престарелые и немощные вольные иноки, обучая своих взрослеющих внуков и правнуков; здесь ожидали замужества дочери, обручённые с женихами, сюда «безземельные» араксы присылали совершеннолетних сыновей после Пира, чтобы поднялись на правило, как на крыло; здесь прятались засадники-бродяги, вернувшись из авантюрных странствий, залечивали раны и увечья после поединков; за счёт вотчин накапливалась полковая казна, тут же происходили ристалища за право боярого мужа и рядились суды Ослаба.
Поэтому всякий вотчинник обладал дополнительным, тайным арсеналом, неведомым даже вольным араксам, однако при этом не имел права использовать его в поединках на земляных коврах Урочищ.
Японец расстегнул свою сумку, неторопливо переоделся в кимоно, затянулся белым поясом и встал лицом на восток с сомкнутыми над головой руками. Почти незаметно для глаза он стал проседать, сгибая ноги колесом, и через несколько минут застыл изваянием, напоминающим скульптуру с индийского храма Кама Сутра. Лица при этом не было видно, и когда он резко, неуклюжим, лягушачьим прыжком обернулся, Ражный не узнал его: зеницы закатились и сквозь узкий прищур век виднелись лишь белки глаз, на искажённом лице появились красно-белые разводья.
— Хик! — то ли выдохнул, то ли выкрикнул он и, расцепив руки, выкинул их вперёд растопыренными пальцами.
Расстояние между ними было в сажень, однако Ражный явственно ощутил лёгкие уколы по телу и сразу же после этого жжение, словно опалило крапивой. Чтобы увидеть природу выбрасываемой противником энергии, следовало бы воспарить нетопырём, однако делать это, не зная особенностей тайной школы Мопа-теле, сейчас было опасно. Тем временем Хоори сделал ещё один каменный скачок на колесообразных ногах — пошёл на сближение и убыстряющимся движением сделал ложный хлопок перед лицом, словно хотел ударить по ушам, и снова выкрикнул:
— Хик!
Ощутимая и гулкая волна воздуха, будто ударная волна, толкнула в виски: Мопа-теле определённо относилась к энергетическим видам единоборств, и должно быть, эти его бесконтактные удары для неподготовленного поединщика могли стать шокирующими. Ражный выставил блок, который в сече назывался коловратом или свастикой, когда руки выбрасываются вперёд и назад, как лучи с загнутыми концами, а лопатки при этом накрывают позвоночник. Владению этим способом защиты араксов начинают учить с момента посвящения — с тринадцати лет; коловрат был самым первым этапом овладения Правилом без специального станка и считался оружием обороны. Возникающая при этом крестообразная энергия, как крест нательный, хранила от самого мощного удара, нанесённого в состоянии аффекта, поскольку отводила его, смягчала и делала скользящим. На основе защитного коловрата, оберегая свой уязвимый правый бок, Ражный отработал приём нападения — волчок и.опробовал его в поединке с Колеватым.
Он знал, что видеокамеры сейчас снимают, фиксируют каждое движение, однако был спокоен, ибо не придумали ещё такой техники, которая бы считывала его внутреннее состояние и перемещение энергии, скрытой в плоти. Впрочем, если и существовало что-либо подобное, то невероятно громоздкое, и Ражного следовало облепить датчиками с ног до головы и подключить к компьютеру.
Тем временем Хоори покачался на согнутых ногах — его окаменелая неуклюжесть говорила о сильнейшем напряжении суставов и мышц — затем так же без контакта, поочерёдно взмахнув руками, он будто расчесал, располосовал Ражного скрюченными растопыренными пальцами со своим глубоким, шипящим выдохом. При этом его язык посинел и вывалился изо рта, как у висельника. Можно было бы ещё поманежить его, давая возможность показать все, что содержит в себе арсенал тайной тибетской школы, однако задача сейчас была совершенно иная — сблизиться, войти с ним в контакт и побарахтаться несколько минут. Причём, и явная победа Ражному сейчас не требовалась; важнее было, чтоб он уехал отсюда, полный самоуверенности и надежд, что «скифский стиль» вполне доступный вид борьбы, которым можно овладеть за несколько лет тренировок.
Совершеннолетним араксам запрещалось участвовать в каких бы то ни было мирских спортивных состязаниях — дабы не искушаться этими лёгкими победами на публике и не привлекать к себе слишком пристального внимания. У Ражного имелся хороший предлог — ранение, чтобы бросить спорт на самом пике славы, и теперь это была первая мирская схватка после Пира.
Японец сделал ещё одну попытку энергетической атаки, но сверхнапряжение «сырых жил» могло закончиться сильнейшими судорогами, и он начал раскрепощать себя, выпрямляться, переходя в нормальное состояние. И когда Ражный увидел в щёлочках глаз карие зеницы, мгновенно сделал выпад и захват шеи противника. Тот находился в неком промежуточном положении, запоздал с реакцией и вынужденно оказался в стойке братания.
Повозившись несколько минут в плотном зацеплении, Ражный прощупал шею противника, нашёл нужную точку и, выпустив его, больше и близко к себе не подпускал. Хоори кроме Мопа-теле владел десятком других видов борьбы, и это сейчас мешало ему больше всего. Ражный заставил японца все время атаковать, всякий раз меняя приёмы и методы защиты, таким образом окончательно сбив его с толку. А сам тем временем тщательно изучал его физиологию, теперь практически без перерыва паря над ним летучей мышью. Отыскать или увидеть уязвимые места у аракса в поединке было невероятно трудно, поскольку в равном бою невозможно оторваться чувствами от земли даже на несколько секунд; тут же соперник помогал сам, без устали вертясь вокруг Ражного, и был как на ладони. Правда, несколько мешали его перекачанные, толстые мышцы, прикрывающие свечение внутренних — органов. Среди бугристых, как латы, мышц на животе он отыскал вторую точку и, приземлившись на секунду, нанёс несильный удар ладонью с подогнутым безымянным пальцем. Противник ничего не ощутил в этот миг, ибо пытался в это время сам достать ногой в подмышечную область противника. И камеры, снимавшие борьбу, не могли запечатлеть этого безобидного хлопка — Хоори был в тот миг спиной к ним и лицом к реке.
Эта импровизированная схватка напоминала бои без правил и весьма отдалённо — сечу. Несмотря на свой вес, Хоори неплохо прыгал, но после многочисленных промахов и кувырков скоро отказался от эффектных, киношных приёмов, да и через полчаса боя уже подвыдохся, чтобы летать по воздуху. А последняя, третья точка, своеобразный терморегулятор селезёнки, обнаружилась у него под правой коленкой, много ниже, чем обычно — верный признак уроженца жарких, южных районов, и достать её проще всего было, когда он прыгал или высоко вскидывал ногу. Снова сцепляться с японцем, брататься и брать под коленки Ражный не хотел: дезодорант давно испарился и от вспотевшего противника несло мускусом — затхлым запахом лука и гнилой селёдки. (Впрочем, и запах дезодоранта в «полёте нетопыря» вонял ничуть не лучше.) И укладывать на землю Хоори он не желал, в первую очередь, чтобы не оставлять на его теле никаких следов, во-вторых, думал закончить схватку если не вничью, то с небольшим перевесом: например, послать его в нокдаун — встреча-то будто бы товарищеская — и остановить бой.
