– Какую еще мерку? – удивился я. – На деревянный макинтош что ли? Хотя нет, в этом случае пришел бы главный столяр.
– Ой, я совсем забыла… – всплеснула руками Весняна, ничего не разобрав в моем бормотании. – Матушка распорядилась сшить вам из кожи того Змия, что вы с Любомиром убили, по костюму. А как шить без примерки?
– Да у меня этих одежд уже складывать некуда… Своя – раз. Свадебная – два. Ставр подарил – три. И так, по мелочи, всякого барахла скопилось.
– Ты сам не понимаешь, о чем говоришь, Игорь… – возмутилась жена. – За одежду из кожи Змия рыцари платят ограненными алмазами по весу! Она летом холодит, зимой греет, в огне не горит и защищает лучше кольчуги! А на ощупь и по весу – тоньше льняного полотна. Поверь, в сравнении с этой обновкой, вся твоя прежняя одежда, включая и свадебный камзол – именно: барахло…
Дождь припустил неожиданный и плотный. Большие тяжелые капли лопотали с силой града, выбивая в пыли глубокие воронки. Листья на деревьях, пшеница и рожь, все вздрагивало, рвалось, гнулось к земле. Люди мрачно поглядывали на темную тучу, которая буквально за несколько минут закрыла солнце, и грустно качали головами. Хлеба гибли прямо на глазах, а они были бессильны предотвратить беду. Беспощадный, густой ливень сначала превратил в болото землю, а теперь с неописуемой яростью вбивал в нее недоспелые колосья. Насыщенное влагой поле, быстро захлебнулось водой и по нему заструились ручейки, а по огромным лужам капли барабанили, будто в натянутую кожу, раздвигая их берега с непостижимой скоростью. Даже обычно чопорная и ласковая река Веселая вспенилась и заиграла бурунами на темных волнах. Казалось, еще немного и весь мир потонет в пучине, соединившихся вод.
Но ушла туча так же внезапно, как и собралась. Опять засияло на умытом небе солнце. Легенький ветерок обдувал мокрые лица. И только истрепанные, поруганные нивы не давали забыть о неумолимой стихии. Хлеборобу на них было смотреть едва ли не тяжелее, чем бортнику на разоренный медведем улей. Все их мечты о сытой зиме, связанные с надеждой на славный урожай, ливень размыл в мгновение ока.
Лучезар и Аким в который раз, за годы службы, мысленно похвалили себя, что вовремя перестали колупаться в земле. И теперь, какие ливни и грозы, смерчи или суховеи, не уничтожали посевы, у ратников всегда была еда, одежда и возможность отложить несколько монет. Чего никак не скажешь о родителях или братьях. С утра до полуночи они работают не покладая рук, а случится злая година, и весь труд псу под хвост. Ливень – полбеды… Что-то на поле останется, хоть на посев да оброк. А вот град может все до последней соломинки уничтожить. Засуха еще хуже! Тогда ни хлеба людям, ни сена скоту. Ливень, град – прелюдия к бедности, а засуха тащит за руку голод! Если б не запасы в амбарах крепости, шесть лет тому в Турине живых меньше, чем после Моровицы осталось бы. Страшная была засуха! Счастье, удалось насобирать немного желудей для свиней, а коров и овец подкормить жухлой листвой. И все равно молодняк пришлось вырезать, потому что заготовленных в лесу кормов не хватило бы и до половины зимы. Под нож шло все, кроме стельных коров.
Лучезар мрачно сплюнул в мутную воду оборонного рва и еще раз мысленно похвалил себя, что поверил вербовщику. Такой же мысли придерживался и Аким.
Правда, разменяв четвертый десяток, он все чаще задумывался над тем, что пора бы и остепенится. Найти справную бабенку. Купить корову, пару овечек и почувствовать себя хозяином, а не перекати-полем. Но только встретив Оляну, вдову бондаря Бивоя, рыжеволосую проворную молодку лет двадцати шести, окончательно решился. Аким заприметил ее весной на ярмарке, куда она приходила вместе с другими односельчанами. Аким разведал, что сама она родом из Одуванчиков и уже год вдовствует с тремя детьми: близнецами-мальчиками восьми лет и девочкой, их погодком. А мужа ее, две зимы тому, задрал медведь. Видя ласковую и приветливую улыбку на лице вдовушки, ратник догадывался, что его сватовство будет принято с радостью, но сейчас, созерцая черную грязь вместо хлебных колосков, опять начал сомневаться.
– Вот если бы скопить хоть десяток дукатов, – вздохнул вслух. – То рискнул бы. С этакими деньгами можно не бояться засухи и пять лет кряду. Но как? Из платы дружинника я больше одного золотого в год не отложу. А через десять лет молодица превратится в сварливую бабу, да и от меня ей толку будет, как от козла молока. Ни в доме, ни в поле, – и он еще раз тяжело вздохнул.
Мысли Лучезара были не менее унылыми, но по другой причине. В последнее время что-то не заладилось с Забавой. Разговоров о том, чтобы отложить свадьбу она не вела, но и лишний раз приобнять себя не давала.
Парень задумчиво дернул мокрый ус и оторвал взгляд от бурлящей воды. Как раз вовремя: к мосту медленно подъезжал всадник. Казалось и он сам, и вороной конь промокли насквозь. От разгоряченных тел клубами поднимался пар, и казалось: будто оба сделаны из медленно тлеющих головешек.
Лучезар сразу узнал хранителя и поспешил навстречу.
Вышемир поднял на дружинника усталый взгляд и тяжело сполз из седла. Оставив отряд Калиты следить за Игорем, он трое суток провел в одиночестве и не слишком утешительных размышлениях, поэтому, прежде чем встретиться с Ксандором, отчаянно нуждался в том, чтоб возвысится в своих собственных глазах. И ратник так усердно старающийся услужить, пролил целительную каплю бальзама на мятущуюся в сомнениях душу хранителя.
Поддавшись порыву барственной щедрости, Вышемир добыл из кошеля несколько мелких золотых талеров и протянул дружиннику. От неожиданности тот так неуклюже подставил руку, что один тусклый кружочек проскользнул между пальцев и упал в грязь.
Лучезар дернулся было за монетой, но не мог отпустить коня. Выражение недоверия к неожиданному богатству и отчаяние от потери так искренне отразились на его конопатой физиономии, что Вышемир расхохотался и, больше не обращая внимания ни на грязь под ногами, ни на растерявшихся от его неожиданного веселья дружинников, побрел в город.
Едва дождавшись пока фигура хранителя немного удалиться, Лучезар выпустил уздечку и присев на корточках, сунул руку в грязь. Ему повезло, потому что пальцы почти сразу нащупали скользкий кружок, и он довольно подмигнул Акиму.
– У нас ничего не пропадает!
А когда пересчитали, то не поверили сами себе. Хранитель вручил ратникам семь малых талеров и два дуката.
– Вот теперь можно и о семейном уюте озаботиться, – произнес Аким, отсчитывая товарищу половину неожиданной прибыли. – И одна на пропой, – отложил отдельно нечетную монету. – За таких богатеев, как мы с тобой, теперь любая пойдет с радостью. Хоть моя Оляна, хоть твоя Забава. И просить не придется. Нацепишь невесте на шею монисто из серебряных гривен и можешь дать мне в морду, если она в тот же вечер не скажет тебе 'да'. Как отстоим дежурство, так и дуй к ювелиру.
