Ознакомительная версия.
— Потолковать надо.
— Потолковать? — тот поднял бровь. — Занятно. Что-то раньше ты был не очень разговорчивый... Ну заходи, раз уж пришёл. Ты один?
— Да, один. Многое изменилось. Мне в самом деле надо с тобой поговорить.
Матиас помедлил. Мотнул головою: «Пошли».
Они прошли за стойку, миновали узкий коридорчик, дважды повернули и оказались в возле маленькой зелёной дверцы. В полутьме обнаружились два парня, здоровых, как амбальные грузчики. Обоих Рутгер видел в первый раз. Он беспрекословно позволил им себя обшарить, сбросил плащ на руки одному, сдал струну, «шило» и карманный репетир другому, и шагнул в открывшуюся дверь.
Помимо Рутгера и Матиаса, в маленькой, жарко натопленной и скупо освещённой комнате оказались ещё двое: брат Матиаса Макс — невысокий носатый парень по кличке Румпель, и темноволосый, скуластый, тощий, как скелет, Яапп Цигель, представлявший в воровском «совете» городских домушников. Цигель был невероятно худ, а щёки у него были такие впалые, что, казалось, соприкасаются изнутри; подельники за глаза называли его «Цапель». Остальных двоих сегодня не было — пятёрка воровского схода никогда не собиралась в одном месте без особенной нужды.
— Присаживайся, — Матиас указал ему на стул с высокой спинкой и сам уселся на другой. — Выпьешь? Ах, ну да, ты же не пьёшь... Как догадался, где мы?
— Проще простого, — тут Рутгер не отказал себе в удовольствии усмехнуться. — Надо было только выбрать кабак, в который брезгуют зайти даже городские стражники.
Матиас с братом переглянулись и снова уставились на Рутгера.
— Умно, — признал и высказался Цигель. — Даром, что пришлый, а сообразил. Слышь, Макс? А? Не прочихали. Придётся нам над этим подзудетъ.
— Подсуетимся, — отмахнулся Румпель, — дело дальнее. Пусть лучше скажет, что стряслось.
— Чего тут говорить, — Матиас перевёл свой взгляд на Рутгера. — Всё дело в рыжем травнике, я так понимаю?
— Да, — Рутгер кивнул. — Ты не предупредил меня, что он колдун.
— By got! Я же сказал, что он тебе не по зубам!
— Это не одно и то же. Я согласился взять заказ на человека, пусть — хорошего бойца, но обычного человека, не колдуна. Это дело священников, ловить и жечь колдунов, а не моё. Теперь я в глупом положении. Я потерял двоих парней...
— Одного, — поправил его Макс.
— Двоих, — с нажимом повторил Рутгер. — Вильгельм убился насмерть, Смитте тоже всё равно, что умер. Я говорил с заказчиком. Он согласен взять обратно деньги и не покатит бочку на всю гильдию.
— А ты...
— Я сказал, что подумаю.
Макс посмотрел на брата, потёр своё знаменитый нос и выразил общую мысль:
— Не можешь простить себе, что не выполнил заказ?
— Плевать на заказ, — Рутгер тоже с силой потёр переносье. — На всё плевать. Вы все знаете, что творилось в городе, когда ловили этого травника. Вы все слышали, как это было. А я видел. Всё-всё видел. С самого начала. С того, как он раздолбал нас в переулке Луны.
Рутгер подался вперёд. В полутьме круглое лицо его казалось бледным, белёсая щетина на невыбритых щеках и подбородке выглядела так, будто тот испачкан грязью. В комнатушке было жарко, по вискам у Рутгера струился пот. Слова давались ему тяжело.
— Мне... нужно знать... что за игра тут крутится, — в три приёма выдохнул наёмник. — Мне нужно знать, кто он. Вернее — что он.
— Зачем?
— Затем, что он мне сам сказал, чтоб я пришёл.
— Кто?
Рутгер поднял голову.
— Тот. Рыжий.
Воцарилось молчание. Гудел огонь в камине. Три свечи наперебой потрескивали фитилями. Воровские главари опять переглянулись. Макс едва заметно поднял бровь. Матиас также незаметно покачал головой.
— Он никого на него не натравит, — сказал он. — Если он сначала заявился до нас, то наверх уже не полезет — слишком горячо.
— Это уж точно, — кивнул Рутгер. — Мы все в одной лодке. Толстяк этот к испанцам не пойдёт, но мне сдаётся, что у него есть свои каналы, похуже. Зачем-то он ему был нужен, тот травник...
— Жуга, — сказал Макс. — Его зовут Жуга. Он...
— Постой, — Матиас ухватил брата за руку. — Почём мы знаем, что ему можно доверять? Что он не вынюхивает, где тот водится, чтоб покатать его на железе?
— Верно, — поразмыслив, согласился тот. — Что скажешь, Рутгер? А?
— Даю слово, что не причиню ему вреда.
— Твоё слово немногого стоит.
— Обижаешь, Матиас. Я ещё никогда никого не предавал.
— Всё когда-то происходит в первый раз... Но ладно. Зря ты, парень, всё это затеял. Если бы ты хоть немного дольше пожил в городе, ты бы о нём услышал. Вору играть с ведунами — последнее дело. А ты ничего не понял.
Рутгер привстал и подался вперёд, нависнув над столом.
— Это вы ничего не поняли, — тщательно подбирая слова, проговорил наёмник, — Этот травник такой же колдун, как ты — проповедник, или я — золотарь.
— А кто же он?
— Этот Жуга, — процедил сквозь зубы Рутгер, пристально глядя Матиасу в глаза, — он кто-то вроде бога.
Договорить он не успел. Замок на дверях щёлкнул, створки распахнулись, и на пороге показался широкий большой силуэт. Облачённый в серый плащ до пят, он заполнил собой дверной проём, как пробка затыкает бутылку. В коридоре была тишина — оба парня, стоявшие на вассере, так и не дали о себе знать.
Все четверо мгновенно прянули назад и ощетинились ножами. Даже Рутгер, у которого два молодца изъяли перед этим всё оружие, выбросил из рукава в ладонь кривой кинжал из чёрной бронзы — без рукояти, на кольце; так кошка выпускает коготь.
Одетый в серое гигант чуть помедлил, нагнул голову и, двигаясь с обманчиво неторопливой плавностью, шагнул через порог. Откинул капюшон.
— Спрячьте ваше оружие, господа воры, — простужено сказал он, и лица всех четверых едва заметно дрогнули: перед ними стоял Андерсон. Тот самый господин Андерсон, о котором только что шла речь. Тот самый наниматель Рутгера. Тот самый, что хотел убить Лиса.
Тот самый.
— Спрячьте ножи, — повторил он. — Я пришёл говорить.
* * *
Учиться магии или чему-нибудь другому, Фриц не учился. Не потому, что не хотел, а потому, что никто его не обучал. Ни травник, ни Ялка, ни даже Карел. Сначала он растерялся и даже немного обиделся — на Жугу, на Ялку, и вообще. Все вели себя с ним так, как будто он был вазой чешского стекла, и любое неосторожное движение могло его разбить. Но жаловаться он даже не думал. Пусть Фриц не вышел ростом, но у него была своя мальчишеская гордость, заставлявшая его терпеть и ждать, не плакать по ночам в подушку, как девчонка, и не задавать вопросов. Вместо этого он всматривался, наблюдал и слушал.
Ознакомительная версия.
